Переплеты и оклады древнерусских напрестольных евангелий. Клепиков С.А

Новгородские мастера-чеканщики оковывали драго­ценными окладами и наиболее чтимые иконы, например образ Петра и Павла, написанный еще в XI в. По полям серебряного оклада 20-х годов XII в. искусно вычеканены фигуры святых в рост, стилистически близкие к изображениям на кратирах, а фоном для них служит растительный орнамент в виде вьюна с трилистниками и розетками в кругах, напомина­ющий орнамент в тимпанах арок малого сиона. Подбор святых и здесь имел определенное смысловое значение. На верхнем поле вычеканен пятифигурный деисус: Хри­стос, Богоматерь, Иоанн Предтеча, архангелы Михаил и Гавриил. На левом поле - святые мученики-воины: Ев-стафий, Прокопий, Дмитрий и две женские фигуры -Варвара и Фекла. На правом поле - целители: Козьма, "Дамиан, Пантелеймон, Кир и Иоанн. На нижнем поле -только орнамент. Исследователи справедливо полага­ют, что такой подбор святых мучеников - воинов и це­лителей - связан с именем новгородского посадника Пе-трилы, погибшего в походе на Суздальскую землю в 1135 г. В родстве с ним находились Варвара и Фекла, чьи патрональ-ные святые изображены на окладе.

В этой же художественной мастерской, возможно той же артелью чеканщиков, был изготовлен и оклад на икону Корсунской Богоматери с тем же орнаменталь­ным украшением и фигурами святых, помещенными под арками с колонками.

Домонгольских окладов икон сохранилось чрезвы­чайно мало, но из летописных источников известно, ка­кое большое внимание уделялось иконному узорочью. Владимирский князь Андрей Боголюбский, украшая чтимую икону Владимирской Богоматери, "вкова в ню боле трии десять гривенъ золота кроме серебра и каме­нья драгаго и жемчуга..." (ПСРЛ. Т. I. Стб. 392). Этот ок­лад не сохранился. Когда в 1185 г. во Владимире случил­ся пожар, то сообщалось, что погибло много "иконъ зо-лотомъ кованых и каменьем драгымъ и жемчюгомъ ве­ликим..." (Там же). Об окладах киевского происхожде­ния известно из Жития черноризца Эразма, который "имел большое богатство, но все его истратил на цер­ковные нужды: оковал много икон, которые и доныне стоят... под алтарем" (Киево-Печерский патерик, 1914. С. 48, 49). От второй половины XIII в. имеются известия об иконах в драгоценных окладах, золтых и серебряных, украшенных камнями и жемчугом, с цатами, гривнами и монистами, которые вкладывал в различные храмы во-лынский князь Владимир Василькович (ПСРЛ. 1843. Т. II, С. 222,223). Продолжали украшать драгоценными ок­ладами икону и в XIV в. Так, об иконе Богородицы, на­писанной московским митрополитом Петром, говори­лось, что она украшена "златом и камениемъ". К XIII в. относится замечательный чеканный серебряный оклад с круглыми вставками дробниц с перегородчатой эмалью на иконе Богоматери Умиления, к которому были доба­влены в XIV в. золотые венцы и цаты с камнями и жем­чугом. По-видимому, в конце XIII или в первой половине XIV в. был сделан новый золотой ок­лад на икону Владимирской Богоматери, от которого сохранилась верхняя полоса с чеканными фигурами деи­суса в рост (Государственная Оружейная палата, 1969. № 12).

О московских иконах, украшенных золотом, сереб­ром, жемчугом и камнями, упоминает летописец, пове­ствующий о разорении Москвы Тохтамышем (ПСРЛ. 1853. Т. VI. С. 101).

Упоминания в письменных источниках о драгоцен­ных окладах икон свидетельствуют о той большой роли, которую оклады играли в оформлении живописи. Они не только не заслоняли красоты изображения, но, на­оборот, подчеркивали живописные достоинства произ­ведения, тем более что древние оклады не закрывали всего изображения, а покрывали только фон и поля ико­ны, украшали головы святых венцами, к которым под­вешивали цаты, гривны и мониста.

Так же искусно и богато украшали окладами препле-ты напрестольных евангелий. Об этом свидетельствуют прежде всего летописные источники. Уже упомянутый нами Владимир Василысович Волынский в соборную церковь Благовещения вложил "евангелие опракосъ оковано сребромъ"; еще более богато украшенное еван­гелие "оковано сребромъ с жемчюгомъ" было дано им в Перемышльскую епископию, а в Чернигов послано евангелие "оковано сребром с жемчюгомъ и среди его Спаса с финифтомъ". Самое дорогое евангелие было дано в церковь великомученика Георгия в Любомли, окованное золотом и "камеюемъ, дорогымъ съ женчю-гомъ, и деисус на немъ скованъ от злата, цяты великы съ финифтомъ, чюдно видъшелем, а другое еуангел1е опракосъ же волочено оловиромъ, и цяту възложил на не съ финиптомъ, а на ней святаа мученика Глъбъ и Бо­рись" (ПСРЛ. 1843. Т. П. Стб. 222-223).

Домонгольские оклады евангелий не сохранились. Отдельные детали древних украшений можно видеть только на Мстиславском евангелии XII в. Это - разновременные киотчатые и прямоугольные золотые дробницы с пере­городчатыми эмалями. Композиция же всего оклада с добавлением скани и центральной дробницы с деисусом была переделана новгородскими мастерами в 1551 г.

От XIV в. сохранилось евангелие, окованное сереб­ром с гравировкой и чернью, принадлежащее москов­скому великому князю Симеону Гордому. На переплете евангелия -пластины с изображением распятья, двух плачущих ан­гелов, Богоматери и Иоанна Богослова, четырех еван­гелистов, а также с исторической надписи. Фоном слу­жил, по-видимому, гладкий лист золоченого серебра (находящийся теперь на евангелии басменный фон бо­лее позднего происхождения). Рисунок лицевых изо­бражений и орнамента на окладе был наведен, вероят­но, той артелью московских иконописцев, которые в 40-х годах XIV в. расписывали храмы на великокняже­ском дворе.

В 1392 г. был сделан оклад на рукописное евангелие московским боярином Федором Андреевичем Кошкой (Рыбаков Б А., 1948. С. 624. Рис. 136; Николаева Т.В., 1976. С. 160-167. Рис. 55). Исполнен этот оклад в техни­ке серебряного литья, гравировки и эмали, чеканки и полихромной скани. Композиция оклада организована пятью киотчатыми дробницами с изображением в цент­ре Спаса на престоле, а по углам - евангелистов. Каждая из них представляет собой килевидную трехлопастную арку, опирающуюся на тонкие витые столбики с базами и капителями. Под арками помещены литые серебря­ные фигуры на фоне, залитом синей и зеленой эмалями плохого качества. Эмаль очень хрупкая, имеет неров­ную поверхность и пузырьки. Все фигуры проработаны чеканом по литью. На средине оклада изображены Бо­гоматерь и Иоанн Златоуст, предстоящие Христу, в ки-левидных чеканных обрамлениях на фоне полупрозрач­ной синей эмали. Над ними в киотчатых фигурных обра­млениях располагаются литые фигуры двух ангелов также на фоне эмали. Сверху и снизу помещены две круглые дробницы с гравированными изображениями Христа Еммануила и Ильи Пророка, а внизу - две не­большие киотчатые дробницы с изображениями Федора и Василисы.

Евангелие Кошки соединяет в себе новые техниче­ские и художественные приемы украшения сканью, рас­цвеченной разноцветными мастиками и полупрозрачной эмалью, положенной по резьбе, с более архаическими приемами серебряного литья.

К концу XIV в. принадлежит оклад рукописной псал­тири, вложенной в Троице-Сергиев монастырь Иваном Грозным в память князя Василия Ивановича Шуйского. Оклад псалтири украшен пятью накладными литыми ажурными пластинами с орнаментом плетения, цветка­ми крина и барсами на центральной дробнице.

Напрестольные кресты XII в. сохранились лишь в ризницах Софийского собора и Антониева монастыря в Новгороде. Они имеют древнюю форму шестиконеч­ных крестов с широко расставленными перекладинами. По деревянной основе кресты обложены басмой и укра­шены вставками из цветных камней и стекол. Наиболее богатый и художественно вы­полненный крест был сделан для Евфросиньевского мо­настыря в Полоцке. По деревянной ос­нове крест облицован серебряными позолоченными и золотыми пластинами. Последние имеют изображения святых и орнамент, выполненные в древней технике пе­регородчатой эмали. По цвету и рисунку изображения отличаются высокими живописными достоинствами. Крест имеет длинную историческую надпись, из кото­рой известно, что он был выполнен в 1161 г. мастером Лазарем Богшей по заказу Евфросинии Полоцкой. Этот мастер в совершенстве владел искусством перегородча­тых эмалей, которое получило наибольшее развитие в Киевской Руси Х1-ХШ вв.

Ковчеги-мощевики (табл. 99)

Обязательными предметами христианского культа были ковчеги-мощевики. Эти реликварии делались, как правило, из драгоценных металлов, украшались грави­ровкой и чернью, а позднее эмалью, сканью и цветными камнями. Они были принадлежностью храмов и част­ных лиц. Ростовский епископ Кирилл, украшая в 1231 г. собор в Ростове, внес в храм мощи святых "в раках пре­красных" (ПСРЛ. Т. I. Стб. 458). Древние мощевики хра­нились в Княгинином Успенском монастыре во Влади­мире, 40 серебряных ковчежцев, ящиков и крестов, в ко­торых хранились мощи разных святых и христианские реликвии, находились в Софийском соборе в Новгороде. Все эти святыни ежегодно в страстную пятиницу выно­сили на поклонение народу. По сообщению помощника директора Оружейной палаты А. Вельтмана, мощевики лежали на аналоях в московском Благовещенском соборе, а древние кресты с мощами святых хранились в пат­риаршей ризнице. Личные ковчеги-мощевики тоже вкладывали в храмы, особенно после смерти их владельца. Вместе с цветами, гривнами, и нагрудными иконками их подвешивали к окладам чти­мых икон. Подобный обычай засвидетельствован более поздними вкладными и описными книгами монастырей, он был известен на Руси и в Византии.

От домонгольского времени сохранились два серебря­ных мощевика. Один из них имеет лицевые изображения и орнамент, другой - только надпись. Первый представля­ет собой прямоугольную коробочку с полым ушком для подвешивания (табл. 99, 2). На нем гравировкой и чернью изображены Флор и Лавр, предстоящие Спасу Еммануи-лу. По боковым сторонам ковчега наведен орнамент. По характеру монументального рисунка и эпиграфическим признакам надписи это произведение конца ХП в. Компо­зиционно изображение Флора и Лавра с благословляю­щим их Спасом близко известной новгородской выносной иконе с изображениями на одной стороне Знамения Бого­матери, а на другом Петра и Натальи, предстоящих Спасу. Почитание Флора и Лавра было характерно для Новгоро­да. По-видимому, и данный ковчег, хранившийся в ризни­це Благовещенского собора Московского кремля, новго­родского происхождения.

Небольшая серебряная коробочка-мощевик без изо­бражений, но с надписью, упоминающей мощи Панте­леймона, Акакия и Макавея, была найдена при раскоп­ках в Спасском соборе в Чернигове, датированная по эпиграфическим и стратиграфическим данным XI в. (Холостенко Н.В.. 1974. С. 199-202. Рис. 2) (табл. 99,1). По сообщению Киево-Печерского патерика, мощи Ака­кия были привезены в Киев еще зодчими греками вме­сте с мощами других святых (Киево-Печерский патерик, 1914. С. 65).

Серебряньлг-еесуд-для мира и масла был найден в Новгороде в слоях второй половины XIII в. На нем на­чертаны лишь два слова: "мюро" и "масло", эпиграфи­чески подтверждающие стратиграфическую дату. Этот небольшой сосуд для миропомазания и соборования мас­лом принадлежал, видимо, приходскому священнику (табл. 99, 3).

От XIV в. сохранилось несколько мощевиков, при­надлежащих храмам и частным лицам. Один из них хра­нится в Краковском городском соборе. Это - русское произведение в виде продолговатого ящика с кровлей на четыре ската, вся поверхность которого, кроме дна, за­полнена гравированными изображениями целителей и страстотерпцев, а также сценами из Жития Козьмы и Дамиана с поясняющими надписями. Произведение ин­тересно не только искусством гравировки, но и надпи­сью, указывающей имена мастера Самуила и писца Ели­сея. На основе эпиграфического анализа надписей это произведение датируется первой половиной XIV в., судя по языковым фонетическим особенностям оно было сделано на юге, возможно в Галицкой Руси или на Волыни. Другой реликварий, носившийся на груди, т.е. имеющий оглавие для подвешивания его на дорогой цепи или простом гайтане, в форме квадрифо-лия, был сделан, по-видимому в Твери, в середине XIV в. Изображенные на нем Никола Зарайский и архангел Михаил с Борисом и Глебом имеют наибольшее стили­стическое сходство с изображением Троицы на тверских дверях середины XIV в. (табл. 99, 4, 5). Эпиграфические особенности надписей подтверждают нашу аналогию. Это одно из лучших произведений данного времени по искусству гравировки по серебру. Символически оно связано с почитаемыми в Твери архангелом Михаилом, Борисом и Глебом, а также с культом Николы. Возмож­но, мощевик принадлежал тверскому князю Михаилу Александровичу

Ковчегами-мощевиками были не только коробочки-реликварии, но и своеобразной формы полые кресты, представляющие собой форму четырехконечного кре­ста с дополнительными перекладинами на каждом кон­це. Такой крест-мощевик хранится в Оружейной палате Московского кремля. Он имеет гравированные изобра­жения распятия с Богоматерью и Иоанном Богословом (изображены погрудно, а на другой стороне - изображе­ния святых, чьи мощи вложены в ковчег, - Меркурия, Прокопия и Дмитрия, Пантелеймона и Сисиния) (табл. 99, 6-7). Судя по изображению здесь Меркурия, почи­тавшегося в Смоленске, крест мог быть смоленского происхождения. Характер гравировки отличается неко­торым провинциальным примитивизмом.

1383 г. датируется большой и раскошный ковчек-мо-щевик в форме квадрифолия, заказанный архиеписко­пом Дионисием для собора Рождества Богородицы в Суздале и на средства суздальского князя Бориса Кон­стантиновича. Ковчег имеет изображения восьми сцен из земной жизни Христа, выполненных гравировкой с заполнением фона черной эмалью. Кроме того, он укра­шен сканью и полудрагоценными камнями. По стилю изображения на ковчеге напоминают фрески Болотова и некоторые новгородские иконы XIV в. По технике гравировки в сочетании с черной эмалью и крупному ри­сунку скани из сдвоенного жгута это произведение вы­полнено мастером псковско-новгородской школы. Ар­хиепископ Дионисий, купивший за крупную сумму свя­щенные реликвии в Царьграде, приехал с ними не в свою суздальскую епископию, а прямо в Новгород и по­том - Псков в связи с необходимостью борьбы с ересью. Там, видимо, и был сделан этот замечальный ковчег, позднее спрятанный Дионисием в стене суздальского со­бора. В 1401 г. дионисиевский ковчег был найден и торжественно принесен в Москву.

Панагии и панагиары (табл. 100)

Принадлежностью соборных и монастырских хра­мов, а также и высших духовных и светских лиц были панагиары и нагрудные панагии, служившие для ноше­ния богородичного хлеба. Неизвестно, когда чин пана­гии впервые стал практиковаться в русских монастырях. С конца XIV в. он был введен митрополитом Киприаном не только в монастырях, но и во время трапезы при кня­жеском дворе. Наличие более древних русских панагий свидетельствует о том, что связанный с этими предмета­ми обычай был уже известен на Руси в ХП1 - начале XIV в. К этому времени относятся так называемые "пут­ные" панагии, состоявшие из двух створок в виде таре­лочек, соединенных штырями. К ним прикреплялось ог-лавие для ношения панагии на груди. Такие панагии с ос­вященным богородичным хлебом брали с собой в дале­кие и небезопасные путешествия, поэтому они и называ­лись "путными".

Известны три ранние панагии, сделанные из меди, с изображениями Богоматери Знамения и Троицы, наве­денными "золотым письмом". Одна из них сохранилась полностью, две другие представлены только отдельны­ми створками. Первая из них имеет все полагающиеся на панагиях изображения: распятие - на лицевой сторо­не верхней створки. Богоматери Знамения и Троицы -на внутренних сторонах (табл. 100, 2-4). Верхнее изо­бражение обведено полосой растительного орнамента, внутренние - богородичной молитвой и молитвой, отно­сящейся к Троице. По палеографии надписей это произведение да­тируется концом ХШ в. Эту датировку могут подтверждать и иконогра­фические особенности Троицы с прямо сидящей фигу­рой среднего ангела в крестчатом нимбе со свитком в левой руке и благословляющей правой рукой. Средняя фигура Троицы всегда симолизировала Христа. Только ранние панагии были сделаны в технике золотой навод­ки на меди. Створки от двух других панагий с изображе­ниями Богоматери Знамения и Троицы, выполненные в этой же технике, иконографически и стилистически близки к описанной выше панагии (табл.100,7,2).

К началу XIV в. относится и серебряная створка па­нагии, принадлежавшая Антониеву монастырю в Нов­городе (табл. 100, 6-7). Она выполнена уже в иной тех­нике гравировки и черни. А на лицевой ее стороне при­паяна целая ажурная иконка с закругленным верхом, выполненная в технике серебряного литья. На ней вос­произведены сцены сошествия в ад - в верхней части, двух святых и распятия в отдельных клеймах - в ниж­ней части. Иконография Троицы, наведенной жирной черненой линией по резьбе, здесь такая же ранняя, как и на панагиях с золотым письмом, но отличается боль­шим примитивизмом и грубостью рисунка. На панагии имеется надпись с именем владельца - Протопоп Мои­сей и именем мастера - Иван. Накладные изображения, выполненные в технике серебряного литья, здесь встречаются впервые

Церковные двери с золотым письмом (табл. 101,102)

Техника письма с золотом по меди была заимствова­на русскими у византийцев. Она заключалась в том, что специально подготовленную медную пластину покрыва­ли лаком, затем процарапывали на ней изображения и надписи, которые покрывали золотом, смешанным с ртутью. При сильном нагреве ртуть испарялась, а золо­то восстанавливалось на меди. Впервые эту технику раз­гадал и подтвердил на практике Ф.Я. Мишуков.

Дверями с золотым письмом украшали главным об­разом соборные храмы, но предполагают, что подобные двери были и в светских хоромах. Об этом судят по мед­ной пластине, найденной на Княжей Горе близ Канева, с изображением воинов со щитами и копьями на фоне крепостного сооружения. Поскольку пластина сохрани­лась фрагментарно, то понять ее назначение трудно. Она могла украшать и церковные двери, так как изобра­жения на ней могли иллюстрировать один из ветхоза­ветных сюжетов

Летописные источники упоминают только "золотые" двери храмов. Такие двери, заказанные архиепископом Кириллом в 1231 г., были в соборном храме в Ростове Великом, в Спасском соборе в Нижнем Новгороде, по-видимому, возобновленные суздальско-нижегородским князем Борисом Константиновичем в последней четвер­ти XIV в. из дверей ХШ в. Медная пластина XIV в. с сюжетом Крещения, написан­ным золотым письмом, была найдена в Старой Рязани. Другая медная пла­стина с таким же сюжетом неизвестного происхождения хранится в Эрмитаже.

Но самыми важными сооружениями, исполненными в технике золотого письма, являются сохранившиеся до наших дней две пары дверей (западные и южные) Рож­дественского собора в Суздале, сделанные одни на рубе­же ХП-ХШ вв., другие (южные) вскоре после татарско­го нашествия; а также новгородские двери архиеписко­па Василия Калики 1336 г., перевезенные Иваном Гроз­ным в Александровскую слободу и установленные в южном портале Троицкого собора. По-видимому, нов­городским мастером в XIV в. были сделаны и царские врата с золотым письмом. Все эти произведения являются не только па­мятниками прикладного, но и изобразительного искусства.

Западные суздальские двери имеют 24 пластины с сюжетами из евангельского цикла и четыре пластины с изображениями грифонов и барсов в орнаментальном обрамлении, а также изображения патрональных свя­тых на полукруглом нащельнике (табл. 101, 3). На юж­ных дверях помещены 24 пластины с сюжетами ветхо­заветного цикла и четыре пластины с орнаментом и изображениями зверей. Избранные святые помещены на полукруглом нащельнике и на круглых умбонах (табл. 101, 4-5). Пластины и умбоны с валиками на за­падных и южных дверях разновременны. Поясняющие каждый сюжет надписи дают богатый материал для эпиграфических исследований, подтверждающих дати­ровку врат на основе исторических данных. Стилистически суздаль­ские двери дают представление о высоких достижениях изобразительного искусства местных мастеров, знако­мых с новшествами византийского и южно-славянско­го искусства конца XII - первой трети XIII в. Двери Василия Калики имеют 16 пла­стин с сюжетами новозаветного цикла, пять пластин с сюжетами ветхозаветного цикла и три орнаменталь­ные пластины (четыре верхние пластины с сюжетами богородичного цикла были добавлены в 30-х годах XVI в.) (табл. 102. 1-3). Первоначально двери были прямы­ми и имели семь рядов изображений. Исто­рики искусства различают почерк четырех разных ма­стеров, участвовавших в их росписи. Написанная на дверях молитва Ва­силия Калики намекает на борьбу с ересью, волновав­шую Новгород в XIV в.

С художественной точки зрения более классическим новгородским памятником являются "Лихачевские" царские врата с изображениями Благовещения и четы­рех евангелистов (табл. 102, 4-5). Рисунок здесь более совершенный, орнаментальные мотивы в сочетании с изображениями зверей более архаичные и сложные по сравнению с васильевскими дверями. В этом памятнике нет стилистического разнобоя, он более цельный в худо­жественном отношении. Сочетание звериных и орна­ментальных изображений роднит "Лихачевские" врата с владимиро-суздальским искусством XIII в.

Культовые произведения бытового назначения. Кресты-корсунчики, тельники, иконки-подвески и иконки нагрудные Х1-ХШ вв. (табл. 103-104)

Археологические находки дают многочисленный массовый материал христианских культовых предметов, принадлежавших частным лицам. К ним прежде всего относятся каменные кресты-корсунчики, металличе­ские кресты-тельники и небольшие подвесные литые иконки. Самые ранние из этих предметов датируются традиционно Х в. Укажем прежде всего на маленькие каменные четырехконечные кресты, получившие на­звание "корсунчиков". Это название, видимо, не случай­но. Большинство каменных крестиков сделано из при­возных пород камней, таких, как яшмы, лазуриты, мра­моры, пирофилиты. Поставщиком этих крестов, воз­можно был Корсунь, - колыбель христианства, распро­странившегося отсюда по Киевской Руси. Каменные кресты-тельники были первыми христианскими симво­лами, которые носили люди, принявшие крещение. Не­которые из этих крестов имели просверленное отвер­стие для подвешивания на простом гайтане, другие были обложены по концам серебром или золотом и имели подвижное металлическое ушко для шнура. Древнейши­ми "корсунчиками" были равноконечные кресты не­больших размеров. Их эволюция шла в сторону увели­чения вертикальной перекладины, появления граненых или закругленных углов, разнообразия металлических обкладок на концах креста. На обкладках появлялись надписи, украшения сканными жгутиками, а потом и пе-реймы самими обкладками, с закреплениями на них по­лудрагоценных камней. Большое число корсунчиков было собрано на юге Руси и хранилось в собрании Ханенко (табл. 103,7-5;7-9).

Помимо каменных крестов-корсунчиков, с конца Х в. на Руси получили распространение и тельники, сделан­ные из серебра и бронзы в технике литья или вырезан­ные из металлической пластины или монеты. Именно они появляются в погребальных памятниках второй по­ловины Х в., равно как и крестики с распятиями (в их се­верном варианте), а также некоторые формы тельников "скандинавского" типа. Начиная со второй половины XI в. на Руси наблюдается многообразие типов кресто­образных подвесок. Часть из них ("скандинавского" ти­па, круглоконечные) бытуют только в течение одного столетия, большинство же, появившись в XI в., продол­жает бытовать и в ХП в., а частично и в XIII в. (с дугами в средокрестии, некоторые типы с профилированными концами, с эмалью, трехлопастноконечные).

В ХП в. возникают новые типы крестов-тельников (иногда с дугами в средокрестии, с перекладчатыми кон­цами и кружковым орнаментом, с ложной зернью, кри-ноконечные, ажурные и др.). Некоторые формы кре­стов бытовали на Руси еще с XI в., к ХП-ХШ вв. их раз­нообразие достигло апогея. Их местное производство не вызывает сомнения. Повсеместно появлялись литейные формы для отливки тельников (Новгород, Киев, Се-ренск, Райковецкое городище, Митяево Московской об­ласти и др.), а также бракованные изделия (Старая Ря­зань). В это время большое количество тельников появ­ляется на поселениях и в городских слоях.

Ряд наблюдений (кресты, вырезанные наспех из сере­бряных монет специально для погребения, тельники на груди захороненных мужчин без других вещей) позволя­ет утверждать, что крест в памятниках домонгольской Руси является свидетельством соприкосновения населе­ния с христианской религией.

Для раннего периода Руси (Х-Х1 вв.) характерно не" большое количество крестообразных подвесок, а также малое количество вариантов тельников, индивидуаль­ность форм, большинство которых делались из серебра. Упрощение формы крестов, их многообразие, массовые находки литейных форм и бракованных изделий в ХП-ХШ вв. - все это позволяет говорить об успехах хри­стианизации.

Более поздними, не ранее XII в., являются небольшие металлические иконки с христианскими изображения­ми, которые могли носить на отдельном гайтане, но ча­ще всего в составе мониста. Иконки имели круглую или квадратную форму. Наиболее часто встречаемые на них изображения - это Богоматерь в раннем иконографиче­ском изводе типа Корсунской (изображение погрудное с младенцем на левой руке), Успение Богоматери и Трои­ца. Как справедливо предполагают исследователи, эти иконки были связаны с храмовыми праздниками тех мест, к которым тяготело население, их носившее. Так, иконки с изображением Успения Богоматери распро­странены на Владимирской земле, где праздник Успения был одним из главных престольных праздников в связи с посвящением ему собора во Владимире (табл. 103, 62-65).

Среди находок при раскопках древнерусских городов большое место занимают медные и бронзовые кресты -энколпионы. В курганных могильниках сельского насе­ления энколпионы редки. Ранние энколпионы были, по-видимомуктакже корсунского происхождения или по­ступали на Русь из Византии и Малоазийских земель. Это четырехконечные кресты с несколько расширяю­щимися концами, с довольно примитивными гравиро­ванными изображениями Богоматери, Распятия или из­бранных святых. Киевские мастера подражали этим привозным изделиям, но их можно было отличить по славянским надписям и стилистически несколько иному пониманию образа. Энколпионов XI в. известно немно­го и их иконографические особенности еще недостаточ­но изучены. К ним можно отнести энколпионы с расши­ренными концами. На таких энколпионах обычно име­ется рельефное или гравированное изображение Бого­матери и четырех евангелистов в медальонах (табл. 104. 1.3).

Наибольшее распространение на Киевщине получи­ли энколпионы в виде четырехконечного креста с закругленными концами и полукруглыми выступами по сторонам каждого конца. Среди них есть энколпионы с рельефными изображениями (табл. 104, 9-70) и энкол­пионы, изображения на которых исполнялись глубокой гравировкой с инкрустацией или чернью (табл. 104, II, 12). Символика изображений была связана с основными новозаветными сюжетами: Распятие, Иоанн Предтеча, Никола, евангелисты или просто изображение креста. Для датировки этих произведений служат не только форма предмета и техника изготовления, но и палеогра­фия надписей, исполненных чеканом или резцом по ли­тью. Ранние экземпляры таких крестов были найдены прежде всего в самом Киеве. Но они довольно широко разошлись по всей Киевской Руси.

Самостоятельную группу предметов составляют так называемые Глебо-Борисовские энколпионы Х1-ХП вв. (табл. 104, 4-6). Они имеют обычную древнюю форму четырехконечных крестов с закругленными концами и выступами на концах, с рельефными изображениями на одной стороне мученика Глеба с храмом - символом му­ченичества в левой руке, на другой - Бориса с храмом в правой руке. Их изображения сопровождаются обычно полуфигурами святых в круглых медальонах.

Иконография Бориса и Глеба с храмом в руке была связана с установлением вышгородского культа Бориса и Глеба, когда они почитались прежде всего как князья-мученики. Храм как символ мученичества изображался в мозаиках киевского Софийского собора в иконогра­фии новозаветных мучеников. Впоследствии иконография Бориса и Глеба на печатях, крестах-энколпионах и нагрудных иконах изменялась в связи с осмыслением их как мучеников-во­инов, с крестом в левой руке и мечом в правой. На это их изображение распространялась и функция их как це­лителей, защитников Русской земли от неверных.

Борисоглебовские энколпионы не были широко рас­пространены, их производство связано, видимо, с узким кругом Вышгородско-Киевского ареала и относилось к сравнительно короткому времени - второй половине Х1-ХП вв.

Более поздними являются энколпионы конца XI -первой трети Х1П в., сохранявшие ту же форму креста, но имевшие изображения в технике высокого рельефа, отлитые в литейной форме. На некоторых из них и над­писи переданы высоким рельефом, часто в зеркальном отражении. Определенную серию этих крестов с надпи­сью "Богородица помогай" датируют временем татаро-монгольского нашествия. (табл. 19, 20). Это предположение находит подтвержде­ние в том, что подобные кресты были обнаружены в та­тарских поселениях Поволжья. Они принадлежали рус­ским людям, угнанным татарами в плен. Характерно, что среди русских вещей - нагрудных икон и крестов-эн-колпионов, найденных на территории Золотой Орды, много южнорусских форм, что может свидетельство­вать о том, откуда в первую очередь угоняли пленников в татарские становища.

Кресты-энколпионы, близкие по форме к южнорус­ским типам, были найдены и в городах Смоленщины и Белоруссии: Мстиславле, Гродно, Могилеве, Бресте, Друцке, а также на Се­верном Кавказе. Они представлены не только домонгольскими образцами, но более поздними формами Х1П-Х1У вв., а также односто­ронними и двусторонними наперсными крестами, харак­терными уже для XV в. Их носили поверх одежды, "на вороте", как это изо­бражено на фигуре мастера Авраама на Сигтунских две­рях Софии Новгородской. Небольшие энколпионы но­сили как кресты-тельники, они повторяют по форме большие энколпионы (табл. 104, 2, 5). Иногда эти не­большие крестики украшали только инкрустацией (табл. 104, 7, 8, 13, 14).

9. Лицевая сторона сборного оклада евангелия 1672—1760 гг. Автор поновлений XVIII в. — А. Корытов. ЯМЗ, инв. № 7389.

10. Нижняя доска напрестольного оклада евангелия 1761 г. с чеканной композицией «Воздвижение Креста». Автор А. Корытов. ЯМЗ, инв. № 7397.

11. Лицевая сторона напрестольного оклада евангелия 1762 г. с живописными на меди дробницами. Автор А. Корытов. ЯМЗ, инв. № 7395.
12. Чеканный корешок оклада евангелия 1762 г. Автор Ф. Тукалов. ЯМЗ, инв. № 7395.

13. Чеканный оклад напрестольного евангелия (лицевая сторона) 1762 г. ЯМЗ, инв. № 7394.

14. Чеканный оклад напрестольного евангелия (оборотная сторона) 1762 г. ЯМЗ, инв. № 7394.

15. Чеканный оклад напрестольного евангелия (лицевая сторона) из церкви Благовещения Борисоглебского монастыря. Фотография Барщевского.

16. Чеканный оклад напрестольного евангелия (оборотная сторона) из церкви Благовещения Борисоглебского монастыря. Фотография Барщевского.

В музеях нашей страны сохранились многочисленные серебряные оклады евангелий ярославской работы XVII в. Например: оклад 1639 г (ЯМЗ № 7147) вклад иконника Антона сына Дьяконова в ярославскийУспенский собор, оклад 1658 г. (ЯМЗ № 7894) из церкви Ильи Пророка, оклад 1675 г. (ЯМЗ № 7183) из церкви Иоанна Златоуста, оклад 1680 г. (ГОП № 12507), оклад 1691 г. (ЯМЗ № 7199) из церкви Николы Мокрого и др.

В XVII в. деревянные доски окладов часто украшали дорогой тканью с пышным узором. На лицевой стороне по углам крепили угольники с чеканными евангелистами, в центре — средник с изображением «Спаса на престоле» или «Воскресения». Часто все поле оклада между угольниками и средником украшали чеканным орнаментом, таким же пышным и затейливым, как на местных венцах и цатах XVII в., края угольников и средника обрамляли жемчугом, а на поле в чеканных кастах крепили драгоценные и полудрагоценные камни, стекло. На нижней доске окладов евангелий зачастую помещали чеканные угольники с «жуками» в виде небольших полукруглых ножек, сбоку — две застежки, богато украшенные рельефным растительным орнаментом.

В XVIII в размер напрестольного оклада увеличивается, изменяется его форма и декор, но еще долго остаются действенными традиции мастеров прошлого века, оказывая влияние на формы и декор серебряных изделий.

В Ярославском музее-заповеднике хранится серебряный позолоченный чеканный оклад евангелия XVII в, переделанный в 1760 г. А. Корытовым (ЯМЗ, инв № 7389) (рис. 9). Оклад XVII в. состоял из четырех небольших рельефных чеканных угольников с евангелистами и средника «Спас во славе» с предстоящими Богоматерью и Иоанном Предтечей. Чеканное поле оклада украшено растительным стилизованным орнаментом с пышными цветами и плодами, с завивающимися в спирали побегами трав; по краям чеканена узкая рельефная кайма, С-образная в сечении, украшенная растительным орнаментом. Оклад был прибит гвоздями к доске, с внутренней стороны которой на узкой полосе гравирована вкладная надпись: «В живость отца нашего Тихона Чудотворца в богоспасаемом граде Ярославле в Кремле городе и положено во церковь святого славного пророка Ильи... лета 7177 (1672)-го месяца декабря 25 построено то евангелие на престол». К серебряным чеканным полю и пяти дробницам оклада XVII в. А. Корытов добавил чеканные полосы и рамки с вьющимся растительным орнаментом 38 . В результате оклад увеличился в размере 39 , несколько изменилась его конструкция — появились новые детали, форма и декор которых не встречались в XVII в. Чеканный медный позолоченный корешок оклада разделен рельефной каймой из листьев на шесть квадратных клейм В первом верхнем чеканен Саваоф; во втором и шестом — связки плодов и трав, в третьем и пятом — херувимы с травами, в четвертом — розетка из плодов. Все изображения на клеймах симметричны по оси, проходящей по вертикали, в орнаменте хорошо читаются рокайльные завитки, похожие на травы. С двух сторон к корешку припаяны городчатые по форме пластины с чеканным изображением короны и завитков трав.

Таким образом, из небольшого оклада XVII в. в результате поновления в XVIII в. получилась новая, более крупная форма оклада напрестольного евангелия. Новый принцип конструкции, характер декора и общей композиции лицевой доски и корешка впоследствии были использованы ярославскими мастерами А. Корытовым и Ф. Тукаловым при создании серии окладов напрестольных евангелий. (Отдельные оклады, сделанные этими мастерами в 1761 —1762 гг., опубликованы М. М. Постниковой-Лосевой , но соавторства А. Корытова и Ф. Тукалова исследователь не заметила).

Мы уже анализировали творческий почерк ярославских художников по серебру А. Корытова и Ф. Тукалова на примере их работ . Оклады напрестольных евангелий 1761 — 1762 гг. свидетельствуют о различии творческих методов их создателей, индивидуальном почерке и разных технологических приемах.

Рассмотрим оклады напрестольных евангелий в хронологической последовательности их создания. На отдельных деталях окладов имеются клейма-именники мастера, позволяющие точно атрибутировать изделия этих художников. Однако на некоторых авторского клейма нет и это потребовало более глубокого и тщательного анализа индивидуального стиля серебряников.

Оклад евангелия (ЯМЗ, инв. № 7396) 1761 г. серебряный, состоит из верхней чеканной позолоченной доски с пятью овальными эмалевыми дробницами в чеканных кастах, вокруг которых — гирлянды с плодами, травы с элементами рокайль 40 . Вверху, между двумя дробницами чеканено «Успение», по сторонам от центральной дробницы в овальных продолговатых чеканных клеймах представлены святые в рост. Клейма-именники мастеров, обнаруженные на отдельных деталях оклада, свидетельствуют, что лицевую и нижнюю доску сделал А. Корытов.

Композиция частично позолоченной нижней чеканной доски с изображением «Древа Иесеева» динамична. Сидящие фигуры праотцев, расположенные среди густой листвы, переданы как бы в состоянии оживленной беседы. Вокруг древа — травы, цветы, плоды, большие стилизованные раковины. Отдельные полулистья-полураковины в виде дуг свидетельствуют о попытках мастера воспроизвести орнамент рокайль.

«Древо родословия Иисуса Христа», изображенное на окладе евангелия 1761 г., по композиции и живой непосредственности исполнения близко «Древу Иесееву» на миниатюре евангелия 1678 г., созданной Федором Зубовым с товарищами . Общая композиция с кроной дерева и фигурами праотцев на окладе и миниатюре вписывается в круг. На окладе все чеканные фигуры имеют связь, выраженную не только ритмом композиции, но также взглядами и жестами изображенных. Общая композиция здесь более асимметрична, чем у миниатюры, и ритмическое построение выражено параллельными линиями, идущими по диагонали слева направо и снизу вверх. Однако общее направление на окладе и на миниатюре ясно читается снизу вверх.

Несмотря на схожесть построения и ракурсов отдельных фигур, между изображением на окладе и миниатюре есть существенные различия.

А. Корытов, создавая свою композицию, несколько изменил и ее трактовку: некоторые фигуры праотцев словно безразлично отвернулись от Христа и Богоматери, они жестикулируют, что-то доказывая друг другу, что придает им экспрессию. Очень разные по характеру, возрасту, мироощущению, эти образы наполнены духовной энергией. Венчающая крону дерева фигура распятого Христа и чеканенная под распятием Богоматерь с младенцем по пропорциям меньше фигур праотцев.

Корешок оклада серебряный чеканный, позолоченный, представлен в виде узкой полосы, подобной вертикальному ряду изразцов на фасаде ярославских церквей XVII в., разделенной каймой из листьев на десять рельефных клейм с изображением Саваофа, связок плодов и трав, херувимов, Распятия, Спаса на престоле с предстоящими Богоматерью и Иоанном Предтечей. В чеканных клеймах едва наметившиеся завитки в стиле рокайль. Клеймо-именник мастера свидетельствует, что корешок сделал Ф. Тукалов.

У напрестольного оклада евангелия 1761 г. (ЯМЗ, инв. № 7397) лицевая доска утрачена и заменена в XIX в. новой с пятью финифтяными дробницами. На нижней доске чеканено «Воздвижение» Креста» 41 (рис. 10). По сторонам от центральной композиции представлены в рост святые Елена и Константин; вверху в центре — «Коронование Богоматери». Все поле оклада украшено динамичным и своеобразным орнаментом, напоминающим рококо, в который вплетены шесть овальных выпуклых дробниц неправильной формы с изображением Ростовского митрополита Димитрия, праотца Анофрия, великомучеников Димитрия Солунского и Егория, бессеребреников Козьмы и Дамиана. Внизу в центре — дробница с чеканной вкладной надписью: «В лето от Христа 1761, года месяца февраля построено сие святое Евангелие во храм Воздвижение честного креста Господня тщанием приходских людей, в бытность старосты Петра Дмитриева сына Кропина».

На корешке оклада евангелия,1761 г. клейма мастера нет, но по стилю, технике изготовления и технологическим особенностям эту работу следует считать произведением А. Корытова 42 . Изделие состоит из 13 прямоугольных клейм, отделенных друг от друга чеканной каймой. Композиция корешка по вертикали состоит из трех повторяющихся сюжетов. На первом клейме очень тонко чеканен орнамент из стилизованных трав и завитков, полностью его заполняющий. Орнаментальные сюжеты, разные по рисунку, асимметричные, чередуются через каждые два клейма.

Особенно мастерски исполнено четвертое клеймо сверху, представляющее импровизацию рельефного орнамента, напоминающего рококо. На втором клейме изображено «Распятие с предстоящими» и далее «Саваоф в облаках», Богоматерь с двумя херувимами, Христос на престоле. 1рон, на котором восседает Христос, украшен символами евангелистов, рядом с которыми канфарником чеканены их имена. На третьем клейме представлен херувим, изображение которого повторяется через каждые два клейма (четыре раза).

На лицевой доске серебряного напрестольного оклада евангелия 1762 г. (ЯМЗ, инв. № 7395) с клеймом А. Корытова скомпонованы девять живописных дробниц, имитирущих финифть (рис. 11). На центральной, самой большой, изображено Воскресение, на четырех поменьше— евангелисты, а на четырех самых маленьких — сцены Страстей. На серебряной позолоченной лицевой доске чеканен густой растительный орнамент из трав, покрывающий сплошным ковром эту сторону оклада. Вокруг живописных дробниц — элементы полутрав-полураковин в виде дуг, образующих подобие рамок к расписным дробницам, несколько возвышающимся над общим орнаментальным рельефом. Эти, еще не очень уверенно построенные элементы, — свидетельство творческого переосмысления мастером традиционного растительного орнамента и освоения нового стиля — рококо. На нижней доске с клеймом А. Корытова чеканена большая овальная дробница с изображением Николая Чудотворца, в дробницах поменьше — Успение и святые в рост. Внизу в узком прямоугольном клейме — вкладная надпись: «В 1762 году построено сие святое евангелие в церковь Божия матерь Успения Присно Девы Марии и угодников Божий Святители и Чудотворца Николая и Прокопия Устюжского, что на Глинищах церкви подаянием и прочих христолюбивых подателей».

На корешке этого оклада — клеймо-именник Ф. Тукалова. Серебряный корешок (рис. 12) состоит из 13 клейм прямоугольной формы, на которых чеканены: сверху — на первом, пятом, восьмом, десятом и последнем, тринадцатом клейме — связки плодов и трав с элементами рокайль. На втором клейме представлено Распятие с предстоящими, на третьем, шестом, девятом и двенадцатом — херувимы, на четвертом — Саваоф, на седьмом — Богоматерь, на одиннадцатом — Спас на престоле с предстоящими.

Рассмотрим еще один оклад напрестольного евангелия—1762 г. (ЯМЗ, инв. № 7394). Лицевая доска украшена четырьми угольниками с евангелистами 43 и средником с изображением Воскресения 44 (рис.13). Позолоченные средник и угольники выделяются на серебряном поле оклада с чеканным орнаментом из трав и стеблей, закрученных в тугие спирали и заканчивающихся бутонами цветов. Орнамент на лицевой доске оклада симметричен как по вертикали, так и по горизонтали. По краю оклада чеканена кайма с узором, имитирующим драгоценные камни: круглые жемчужины и удлиненные овальные плоские сверху кабашоны 45 . На орнаментальном поле, близко к кайме, проходящей по краю оклада, изображены связки плодов, расположенные крестообразно по отношению к среднику. По углам лицевой доски находятся четыре накладные серебряные дробницы с евангелистами, трое из них — Матфей, Марк и Лука — представлены сидящими в интерьере на фоне массивной архитектурной конструкции, завершающейся небольшими сводами. Эти своды и закрученные травы повторяют нимбы евангелистов, создавая ритм, который как бы увеличивает глубину пространства. Евангелист Иоанн сидит под деревом среди холмистого пейзажа, справа от него — небольшая фигурка апостола Прохора. Формы округлых холмов, повторяясь, также создают ритм, «камертоном» которому служит нимб евангелиста. Все фигуры спокойны, полны величия. Пластичность им придают чеканные плавные и округлые, но вместе с тем четкие линии.

Средник отличает высокий художественный уровень исполнения. Фигуры персонажей здесь даны в движении, в разнообразных ракурсах; выразительны и энергичны их лица и жесты в отличие от спокойных, полных величия евангелистов на угольниках работы Ф. Тукалова. Сверху средник венчает корона, в чеканный густой орнамент словно вплетены ангелы. Орнамент средника напоминает стиль рококо с его динамичным ритмом: построение этого орнамента основано на асимметрии, свойственной ранним работам А. Корытова (1761 — 1762 гг.), в отличие от симметричного орнамента, характерного для Ф. Тукалова. Отличается также каллиграфия «Воскресения Христова» от надписей на нимбах евангелистов.

Средник представляет своеобразную композицию, овальную по форме, заостренную кверху (в виде яйца) с фигурно обрезанными краями. Для определения авторства средника необходимо изучить не только стилистические, но и технологические особенности его изготовления. На среднике совмещены две композиции Воскресение и Сошествие во ад.

Внизу, на переднем плане чеканена крупная фигура Христа, стоящего на перекрещивающихся створках врат ада, он держит за руки Адама и Еву, встающих из гроба 46 . Адам с удивлением указывает на Спасителя. В верхней части средника показан момент вознесения Христа. Облака, окаймляющие композицию, образуют его инициал. Христос окружен лучами сияния. Две фигуры стражников в центре средника включены в общую композицию и составляют с фигурами Спасителя, Адама, Евы инициал Христа. Саркофаг в центре средника, на котором чеканена надпись «Воскресение», также композиционно включен в этот инициал. И, наконец, третий инициал образуют попранные Христом врата Ада в нижней части средника. При таком троекратном повторении буквы «X» усиливается динамика полета фигуры Христа. Она как бы выталкивается троекратным повторением жесткой конструкции инициала.

Следует отметить, что все фигуры, кроме возносящегося Христа, объединены внутренней связью, похожей на диалог праотцев в композиции «Древо Иесеево» работы А. Корытова 1761 г. Но если на «Древе» общее направление и связь фигур осуществлялась с помощью жестов фигур, объединенных в несколько параллельных рядов по диагонали справа налево и снизу вверх, то здесь эта связь еще больше выявляет конструкцию инициала «X»: Адам удивленно указывает пальцем на Христа, взгляд Христа обращен вниз на Адама и Еву, стражник вверху над Адамом повернут к другому, который, в свою очередь, указывает пальцем на Еву, ее взгляд обращен на зрителя. Фигура летящего вверх Христа (вознесшегося) не участвует в этом диалоге, что еще больше подчеркивает ее динамичное стремление вверх.

Изучение и анализ лицевой поверхности различных чеканных деталей оклада показал, что следы (отпечатки) инструмента мастера на среднике превосходят количеством и отличаются рисунком от отпечатков на других деталях оклада. На угольнике с изображением евангелиста Иоанна было использовано 14 чеканов (фактурных — 5, лощатников — 2, подходник — 1, полускорник — 1, канфарник — 1, «трубочка»— 1, пурошников — 2, фигурный — 1 47 . На нижней доске оклада с изображением «Знамения» — 15 чеканов (фактурных — 5, лощатников — 2, расходник — 1, полускорников — 4, «трубочка» — 1, бобошник — 1, пурошник — 1). На среднике с изображением «Воскресения» — 22 чекана (фактурных — 9, лощатников — 3, расходников — 2, подходник — 1, полускорников — 4, канфарник — 1, «трубочка»— 1, пурошник— 1).

Таким образом, анализ стиля, техники и технологии средника на лицевой доске оклада евангелия показал, что эта деталь является работой одного из лучших ярославских мастеров — Афанасия Корытова, выполненной им в 1762 г. Все остальные детали оклада сделаны другим ярославским мастером Ф. Тукаловым в это же время.

На нижней доске анализируемого оклада все поле без позолоты и украшено чеканным растительным орнаментом из закручивающихся стеблей трав 48 (рис. 14), аналогичным изображенному на лицевой доске. В центре в большом овальном клейме чеканено «Знамение», выше в овале — «Благовещение», в шести малых дробницах — святые в рост. В нижней части доски в овальной дробнице имеется вкладная надпись: «1762 году апреля 3 дня построено сие святое евангелие в богоспасаемом граде Ярославле в церковь Знамения пресвятые Богородицы и святые великомученицы Варвары». К нижней доске крепятся две чеканные застежки с изображением апостолов Петра и Павла. Чеканный серебряный без позолоты корешок 49 разделен на 12 прямоугольных клейм: в верхнем — «Распятие с предстоящими», на втором, пятом, восьмом, одиннадцатом — херувимы, на третьем, шестом, девятом и двенадцатом — связки плодов и трав, на четвертом — Саваоф, на седьмом — «Знамение», на десятом — «Спас на престоле с предстоящими».

Анализ техники, технологии изготовления и стиля показал, что корешок оклада евангелия является работой Ф. Тукалова. Две застежки с чеканными изображениями апостолов Петра и Павла также являются работой Тукалова, что подтверждают и клейма этого мастера.

Почти полной аналогией оклада евангелия 1762 г. — совместной работы Ф. Тукалова и А. Корытова — является оклад, отображенный на двух снимках И. Ф. Барщевского 50 , сделанных им в 1882 г. в церкви Благовещения Борисоглебского монастыря (рис. 15, 16). Сравним два аналогичных оклада: 1762 г. (ЯМЗ, инв. № 7394) и изображенный на снимке И. Барщевского. Композиция лицевой доски оклада 1762 г. подчинена общему ритму, в ней есть законченность и цельность формы предмета, соразмерность всех фигур с элементами орнамента. Четко выделены объемы фигур евангелистов. На лицевой стороне оклада с фотографии И. Барщевского общая композиция и пластика персонажей на среднике и четырехугольниках несколько хуже. Правильной формы овальный средник не сочетается с фигурными краями угольников, на которых чеканены второстепенные детали — столики перед евангелистами и их символы. Нет гармонии между орнаментом всего поля лицевой доски, декором, обрамляющим средник, и медальонов с изображением Страстей. Создается впечатление, что вся композиция лицевой доски оклада несколько перегружена и дробна. Композиция оборотной стороны, как видно на фотографии И. Барщевского, не так нагружена, как лицевая. Корешок с одиннадцатью чеканными клеймами и застежки анализируемого оклада аналогичны корешку и застежкам оклада 1762 г. На снимках И. Ф. Барщевского, скрупулезно воспроизводящих каждый элемент орнамента и фактуру серебряного оклада, плохо различимы клейма, поставленные на разных деталях, не позволяя правильно атрибутировать произведение. На нижней доске в овальной дробнице вкладная надпись также не читается. Это изделие упоминается в описании ризницы собора Борисоглебского монастыря и выделяется среди восьми других серебряных окладов «величиною и художественным исполнением работы». В «Путевых заметках о памятниках древнерусского церковного зодчества» И. А. Шлякова приведена вкладная надпись, позволяющая датировать оклад 1763 г.: «На оборотной стороне этого оклада имеется чеканная надпись: «Евангелие сооружено тщанием Его Преподобия отца Амвросия на церковные деньги 1763 года, весу 67 фунтов» . Так как оклад 1763 г. является аналогией и повторяет композицию и отдельные технические приемы изготовления оклада 1762 г. Ф. Тукалова и А. Корытова, то, очевидно, автором оклада, изображенного на снимке И. Барщевского, был один из этих мастеров или оба, что весьма возможно. Чтобы более точно атрибутировать это произведение, необходимо проанализировать индивидуальные приемы техники, технологии и стиля, характерные для каждого из этих серебряников. Средник с лицевой доски оклада 1763 г. (на снимке И. Барщевского) точно повторяет эту часть оклада А. Корытова 1762 г., но не передает все композиционные и художественные особенности оригинала. В результате фигура Христа лишена той динамики, стремления вверх и словно повисает в воздухе. У Евы прочеканена левая кисть руки, «пропущеная» А. Корытовым,— но эта фигура, как и остальные, скопирована со средника без какой-либо творческой переработки. На среднике А. Корытова чеканный орнамент закрывал ноги Адама, стоящего на коленях, и нижнюю часть фигуры Евы. В среднике оклада 1763 г. эти фигуры точно воспроизведены, а их нижняя часть наивно закрыта горками.

Сходство отдельных композиций, сюжетов и форм в работах ярославских мастеров иногда осложняет их атрибуцию. При совместной работе А. Корытовым и Ф. Тукаловым были выработаны единые формы и композиционные решения сюжетов и декора изделий. Однако для работ А. Корытова характерно более яркое творческое начало, постоянный поиск новых форм, стремление к творческому эксперименту.

В своих ранних работах (1761—1762 гг.) Ф. Тукалов так же, как и А. Корытов, в декоре серебряных изделий среди растительного орнамента вводит робкие элементы рокайль, но творчески овладеть новым стилем он так и не смог. Нет сомнений, А. Корытов был ведущим мастером среди ярославских серебряников XVIIIв., задавая тон и определяя высокий уровень мастерства. Его изделия отличают творческая фантазия, тонкость и тщательность исполнения. Не случайно, некоторые его работы отмечены клеймом ярославского мастера по качеству . Форму, иконографические сюжеты и орнаментацию для своих изделий А. Корытов черпает не только из работ ярославских серебряников XVIIв., но и с образцов московского серебра XVIIIв., миниатюр, гравюр, а также из ярославской архитектуры. При этом работы мастера всегда самобытны и не копируют механически образцы.

Оклад 1763 г., изображенный на фотографии И. Барщевского, вероятно, сделан Ф. Тукаловым. Здесь можно видеть особенности техники этого мастера, не встречающиеся у А. Корытова. Так, на нижней доске оклада в центральной дробнице нимбы у святых прочеканены канфарником волнистыми линиями, чередующимися с прямыми. В овальных клеймах этой части доски дана характерная графическая и фактурная разделка поля, а на среднике лицевой стороны оклада — облаков (каждое изображено отдельно). Своеобразны форма и фактурная разделка горок на среднике и угольниках.

Таким образом, выдающиеся ярославские мастера, обладая широким художественным кругозором, основанном на богатейших традициях древнерусской культуры, создавали замечательные художественные серебряные изделия, отмеченные своеобразием стиля и великолепным мастерством.

38 Оборотная сторона четырех рамок, добавленных А. Корытовым к угольникам оклада XVIIв., продублирована для жесткости наплавленным серебряным припоем Орнаментальные рамки и застежки оклада выполнены более тщательно, в отличие от остальных добавлений XVIII в

На чеканных полосах и рамках с растительным орнаментом имеются клейма: А. Кооытова, пробирного мастера М. Серебряникова с годом клеймения 1760, с гербом Ярославля На чеканных полосах разметка рисунка производилась канфарником с оборотной стороны Следы инструментов на добавлениях А. Корытова 1760 г отличаются от следов инструментов на деталях XVII в На четырех угольниках и среднике XVII в разметка рисунка производилась канфарником с лицевой стороны

39 Увеличение оклада, вероятно, связано с заменой в XVIII в старого евангелия на новое, более крупное.

40 Эмаль почти полностью утрачена.

41 На нижней доске оклада имеются клейма А. Корытова, пробирного мастера М. Серебряникова с годом клеймения 1761, клеймо с гербом Ярославля. Следы инструмента свидетельствуют о большем разнообразии используемых мастером чеканов (свыше 30) в сравнении с работой Корытова 1760 г. (10 чеканов). Отдельные следы инструментов в этих работах полностью совпадают.

42 На корешке есть клеймо пробирного мастера М. Серебряникова с годом клеймения 1761, клеймо с гербом Ярославля. Некоторые следы инструментов совпадают со следами чеканов на работах А. Корытова.

43 На чеканных угольниках обнаружены клейма Ф. Тукалова, пробирного мастера М. Серебряникова с годом клеймения 1762, клеймо г. Ярославля.

44 На среднике клеймо мастера отсутствует, читается клеймо пробирного мастера с годом клеймения 1762, клеймо с гербом Ярославля.

45 Подобная кайма видна на всех окладах этой серии (1761—1762 гг.).

46 Ладонь левой руки Евы отсутствует, перекрытая одеждами Христа.

47 О технологии чеканки и инструменте серебряников-чеканщиков см. .

48 На нижней доске оклада евангелия выбиты клейма: Ф. Тукалова, пробирного мастера М. Серебряникова с годим клеймения 1762, клеймо с гербом Ярославля.

49 На корешке оклада евангелия клеймо мастера не читается, есть клеймо пробирного мастера М. Серебряникова с годом клеймения 1762 и клеймо с гербом Ярославля.

50 Оклад, к сожалению, не сохранился.

Список литературы

1. Постникова-Лосева М. М. Серебряное дело в Ярославле в XVII—XIXвв.— В сб. Краеведческие записки. — Ярославль, 1961, вып. IV.

2. Постникова-Лосева М. М. Мастера-серебряники городов Поволжья XVIIв.— М., 1964.

3. Постникова-Лосева М. М. Русское ювелирное искусство; его центры и мастера. XVI—XIXвв. —М., 1974.

4. Игошев В. В. Атрибуция и реставрация художественного серебра ярославской школы XVII—XVIIIвв. — В сб.: Художественное наследие. Хранение, исследование, реставрация. — М., 1984, вып. 9 (39).

5. Игошев В. В. Исследование техники, технологии и стиля изделий ярославских серебряников XVII—XVIIIвв. — В сб.: Художественное наследие. Хранение, исследование, реставрация. — М., 1987, вып. 11.

6. Русские древности. По снимкам И. Ф. Барщевского. — М., издание Императорского художественно-промышленного училища, б. г.

7. Каталог фотографических снимков с предметов старины, архитектуры, утвари и прочего, снятых фотографом Академии художеств, Московского археологического общества И. Ф. Барщевским. — М., 1912.

8. Памятники архитектуры в фотографиях И. Ф. Барщевского (каталог выставки). — М., Государственный научно-исследовательский музей архитектуры им. А. В. Шусева, 1983.

9. Бартенев И. А., Батажкова В. Н. Очерки истории архитектурных стилей. — М., 1983.

10. Банк А. В. Прикладное искусство Византии. — М, 1978.

11. Грабарь И. Э. О русской архитектуре. Исследования. Охрана памятников.— М., 1969.

12. Бирюкова Н. Ю. Западноевропейское прикладное искусство XVII—XVIIIвеков.—Л., 1972.

13. Вишневская И. И. Сокровища прикладного искусства Ирана и Турции XVI— XVIIIвеков из собрания Государственных музеев Московски о Кремля. Каталог.— М., 1979.

14. Воейкова И. Н., Митрофанов В. П. Ярославль. — Л., 1973.

15. Брюсова В. Г. Гурий Никитин. — М., 1982.

16. Повесть о начале зачатия и поставлении древныя церкве святого Николая Чудотворца, что на Пенье, како и кем доброхотных жителей и в которые лета нача созидаться... — Ярославль, 1885.

17. Флоренский П. А. Доклад в Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры. — Сергиев Посад, 1918.

18. Архив ЯМЗ. Опись Ярославского Успенского собора. 1803 г., инв. № 15548.

19. ГИМ ОПИ. О разных искусствах до золотых дел мастеров и серебряников, принадлежащих нач. XIXв. (Из собрания рукописей И А. Вахромеева в Ярославле), № 540.

20. Бобровицкая И. А., Кириллова Л. П., Ларченко И. Н. и др. Государственная Оружейная палата. — М., 1988.

21. Добровольская Э. Д. Ярославль. — М., 1968.

22. Полный православный богословский энциклопедический словарь. — Спб., б. г., т. 1.

23. Гордиенко Э. А., Трифонова А. Н. Каталог серебряных окладов новгородского музея-заповедника. — В сб.: Музей-6. — М., 1986.

24. Постникова-Лосева М. М., Платонова Н. Г., Ульянова Б. Л. Золотое и серебряное дело XV—XXвв.— М., 1983.

25. Николаева Т. В. Прикладное искусство Московской Руси. — М, 1976.

26. Коварская С. Я., Костина И. Д., Шакурова Е. В. Русское золото XIV— начала XXвека из фондов Государственных музеев Московского Кремля. — М., 1987.

27. Гордеев Н. В. Русский оборонительный доспех. — В сб.: Государственная Оружейная палата Московского Кремля. — М., 1954.

28. Брюсов а В. Г. Русская живопись XVIIвека. — М., 1984.

29. Рыбаков Б. А. Русское прикладное искусство X—XIIIвеков. — Л., 1971.

30. Алексеев П. Церковный словарь или истолкование речений славенских древних. — М., 1775.

31. Полный церковно-славянский словарь. — М., 1899.

32. Василенко В. М. Русское прикладное искусство. — М, 1977.

33. Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси. — М., 1987.

34. Крылов А. Церковно-археологическое описание города Ярославля. — Ярославль, 1860.

35. Маслова Г. С. Народная одежда в восточно-славянских национальных обычаях и обрядах XIX— начала XXв. — М., 1984.

36. Молотова С. Н., Сосни на Н. Н. Русский народный костюм. — Л., 1984.

37. Первухин Н. Г. Церковь Иоанна Предтечи в Ярославле. — М., 1913.

38. Мнева Н. Е. Изографы Оружейной палаты и их искусство украшения книги. — В сб.: Государственная Оружейная палата Московского Кремля. — М., 1954.

39. Брюсова В. Г. Федор Зубов. — М., 1985.

40. Андрющенко А. И. Руководство золотых и серебряных дел мастерства. — Нижний Новгород, 1904.

41. Шляков И. А. Путевые заметки о памятниках древнерусского церковного зодчества.— Ярославль, 1887.

Переплет – необходимый элемент книги-кодекса, выполняющий не только защитную функцию. Переплеты средневековых манускриптов нередко являются также памятниками ремесла и произведениями искусства. Несколько таких образцов (№№ 60–64 ) составляют отдельный небольшой раздел экспозиции.

Типичный древнерусский переплет имеет крышки, изготовленные из дерева и поволоченные, вместе с корешком, материалом покрытия (кожа, ткань). Переплет непременно имел застежки, которые надежно фиксировали блок книги в закрытом состоянии, предохраняя пергаменные листы рукописи от деформации, а бумажные – от механических повреждений. Основным способом украшения переплетов было слепое тиснение по коже, которое появляется на русских переплетах в XIV в. Поверх материала покрытия на нижнюю крышку переплета обычно набивались защитно-декоративные металлические детали: средники, наугольники-жуки (металлические бляхи разных форм). Они украшали книгу, одновременно предохраняя тисненую кожу или дорогую ткань от трения.

Верхние крышки переплетов книг Священного Писания стремились украсить окладами, которые часто являются произведениями золотого и серебряного дела. Оклады литургических книг составляют образное украшение книги, священные изображения на них призваны раскрыть всю полноту роли этих кодексов в богослужении. Создание драгоценного оклада напрестольного Евангелия, являющегося образом самого Спасителя, было важнейшим деянием при устройстве каждого нового храма, главной заботой его ктиторов. Драгоценность используемых материалов: золота, серебра, драгоценных камней и жемчуга, а также различных техник: чеканки, тиснения, литья, гравировки, цветных эмалей, чернения, - были призваны подчеркнуть значимость святыни и воздаваемое ей исключительное почитание.

Евангелие неизменно находилось на храмовом престоле и участвовало во всех службах церкви. В русской Церкви утвердился обычай украшения в основном верхней крышки напрестольных Евангелий. Нижняя крышка переплетов, за редким исключением, не имела лицевых изображений. Священные изображения окладов раскрывают идею воплощения, искупительной жертвы и второго пришествия Христа, поэтому в центре окладов помещается образ Христа Вседержителя с предстоящими Богоматерью и Иоанном Предтечей (Деисус), Голгофский крест, сцены Распятия и Сошествия во ад. В углах оклада располагаются образы авторов канонических текстов - четырех евангелистов. Эти изображения нередко дополняли образы небесных сил и чины святых, среди которых мог находиться святой, во имя которого был освящен храм, основатель монастыря, небесные заступники заказчиков кодекса. Менее роскошное украшение древнерусских напрестольных Евангелий составляла наборная декорация, состоявшая из отдельных пластин средника, наугольников и декоративных элементов.

На выставке представлены переплеты с окладами трех Евангелий из собрания новгородского Софийского собора: два наборных оклада, укрепленных поверх тканевого покрытия (№№ , ) и оклад с накладными элементами поверх металлической басмы (№ 63 ).

Редким типом украшения крышек переплетов напрестольных Евангелий являются живописные образы, превращающие закрытую книгу в икону. На верхнюю крышку переплета Евангелия наносили слой левкаса, по которому темперой или масляными красками писали традиционные изображения: Деисус – сцена моления Богородицы и Иоанна Крестителя (№ 60 ); Распятие и четыре евангелиста (№ 61 ).

Переплеты датируют по особенностям конструкции крышек и корешка, их креплению, типу декора. Поскольку переплет, оберегая книжный блок, по мере пользования книгой мог разрушаться, выходить из строя и заменяться другим, возможны случаи хронологического несоответствия рукописи, переплета и его оформления. Так, экспонируемый рукописный кодекс (№ 60 ) был создан в cepедине XVI в., этим столетием может быть датирован и его переплет, а живопись, украшающая верхнюю крышку, относится к первой половине XIX в.

Е. В. Крушельницкая, И. Д. Соловьева

Родникова И.С.

Евангелие наравне с крестом является важнейшей сакральной богослужебной принадлежностью, поскольку символизирует присутствие Самого Христа, о чем говорят Отцы Церкви, например, Николай Кавасила (XIV в.): «… Священник, став посредине перед престолом, поднимает вверх Евангелие и показывает его, обозначая этим явление Господа, когда Он начал являть Себя, ибо Евангелием обозначается Христос»[i].

В IV в. во время соборов в зале собрания ставили трон и клали на него Евангелие в знак того, что сам Христос избирался главою собора. Об этом говорят патриархи Кирилл Александрийский и Тарасий: на IV Константинопольском соборе такой трон с Евангелием и Древом Честного Креста был поставлен в церкви святой Софии.

Именно поэтому Евангелие всегда украшалось особенно тщательно, богатым «узорочьем». На Руси уже в домонгольское время, продолжая византийскую традицию, Евангелия покрывались драгоценными окладами, приносимыми в храмы в виде благодарственных и обетных вкладов в воспоминание о дарах, поднесенных волхвами Спасителю.

Структура убора кодекса, выработанная в древности, мало изменилась. Как правило, он состоит из закрепленных на доске, обтянутой дорогой тканью, металлических дробниц - серебряных или медных, чаще позолоченных. Другой тип оклада - сплошной серебряный (или медный) лист, оформленный теми же дробницами - средником и наугольниками, иногда с дополнительными дробницами.

Оклады напрестольных Евангелий в собрании Псковского музея хронологически представлены памятниками преимущественно XVII-XVIII вв. двух названных конструкций, за исключением нескольких не совсем обычных, сугубо «псковских» - с живописным «Распятием».

Среди Евангелий в окладах начала - первой четверти XVIII в. выделяется Евангелие московской печати 1698 г. - вклад архимандрита Аарона в Спасо-Преображенский Мирожский монастырь в 1707 г. Выполненный с исключительным мастерством, оклад замечателен еще и тем, что имеет «опознавательные» знаки - годовое клеймо (1707) и именное клеймо мастера (в виде вензеля).

Дешифровка монограммы стала возможной благодаря Указателю клейм в работе Т.Г. Гольдберг в Трудах ГИМ 1947 г., где данное клеймо идентифицируется с мастером-иноземцем, имя которого встречается в 1701-1722 гг. и прочитано как Томас Батсыров сын Фандерфохт. Здесь же перечислены его работы: «1. Крест напрестольный с чеканными евангельскими сценами и Распятием. 1703 г. ГИМ, № 75478. 2. Оклад Евангелия с чеканными евангельскими сценами. Нач. XVIII в. Музей г. Ярославля, № 1547. 3. Крест напрестольный чеканный. Из Псковского собора. 4. Оклад Евангелия с чеканными изображениями. 1705 г. Музей г. Ярославля. № 440. 5. Крест напрестольный с чеканными изображениями. 1709 г. Музей Александровской слободы, № 236. 6. Оклад иконы Божьей Матери со следами золочения, с чеканным растительным орнаментом. 1722 г. Разм. 31,5 х 27. ГИМ, № 2027щ. (Рис. 42). 7. Крест напрестольный, с чеканными изображениями и орнаментом. 1705 г. Разм. 22,5 х 7. ГИМ, № 75478».

В перечне - крест из псковского Троицкого собора, местонахождение которого неизвестно, о музейном собрании сведений к 1947 г., как видно, не было. Но главная загадка заключается в том, что само клеймо почему-то оказалось вне поля зрения составителей Указателя клейм 1983 г.[v] Конечно, источник дешифровки клейма в Указателе 1947 г. не указан, и правильность его прочтения могла вызвать сомнение, но неясно, почему оно не опубликовано с ремаркой «неизвестный мастер», тем более все авторы Указателя 1983 г. были сотрудниками ГИМ, а там хранились два напрестольных креста и икона в окладе с клеймом мастера, и все датированные.

Таким образом, в каком-то смысле Томас Батсыров сын Фандерфохт - «знакомый незнакомец».

В Псковском музее, помимо Евангелия 1707 г., хранится убор из пяти частей для верхней доски книги, поступивший до 1937 г. из г. Порхова. Датированный, согласно городскому московскому клейму, первой четвертью XVIII в., он на каждой из частей имеет и клеймо . Средник и наугольники числились под разными инвентарными номерами и хранились в разрозненном виде, были объединены на основании клейм, стилистических признаков и идентификации согласно Книге учета драгметаллов 1937 г.

В музейной коллекции оклад Евангелия работы Фандерфохта из Мирожского монастыря - выдающееся произведение серебряного дела, созданное иностранцем, работавшим в русской столичной художественной среде в начале Нового времени.

Книга переплетена в досках, обложенных позолоченными листами вместе с корешком. Лицевая сторона покрыта чеканным орнаментом из крупных вьющихся листьев с пышными цветами тюльпанов и маков. На поверхности оклада помещены высокорельефные композиции. В среднике - «Преображение» в овале, обрамленном венком из дубовых листьев и акантовыми листьями с короной в навершии. Спас представлен благословляющим, в лучах сияния, с предстоящими в облаках Моисеем со скрижалями и Илией, внизу - павшие ниц апостолы Петр, Иоанн и Иаков. Над композицией - лента с надписью. По углам чеканены евангелисты со своими символами, стоящими за столиками, за которыми на стульях с высокими спинками, в интерьерах с портьерами сидят и пишут евангелисты. Иоанн с учеником Прохором изображен в пещере, внимающим гласу Божьему в виде символических лучей, исходящих из облака. Наугольники фигурной формы в оправе, имитирующей касты с плоскими алмазами, и жемчужника. Над центральной дробницей горельефная поясная фигура Бога Саваофа в облаке, благословляющего обеими руками двуперстно, в короне и с двойным нимбом - овальным и восьмиугольным; чуть ниже - изображение летящего голубя, Св. Духа. По трем сторонам от средника размещены овальные дробницы с композициями: «Вход Господень в Иерусалим», на фоне стен с башнями западно-европейской архитектуры; «Тайная вечеря» и «Успение». Рамки вокруг дробниц гладкие, узкие. Изображения с традиционными надписями. Верхняя доска обрамлена полыми трубками с литыми херувимами на углах и в центре каждой трубки, между последними - чеканные накладки из листиков со связками плодов и цветком посередине.

Нижняя доска украшена рельефным изображением Голгофского креста в окружении композиции «Древо Иессеево», с фигурами Богоматери с Младенцем в рост вверху, возлежащего у подножия древа Иессея и пророков, сидящих на ветвях - переплетающихся гибких сильных стеблях с легкими перистыми листьями. В композиции «Голгофский крест» с личинами горестных небесных светил Луны и Солнца, полузакрытых облаками, окутавшими вершину Креста, и с многочисленными орудиями Страстей (столпа, лестницы, петуха, веревки, плетки, фонаря, молотка с клещами, рукавицей «заушения», плащаницы) необычно изображение Иерусалима - позади креста виден чеканенный в низком рельефе пространственный пейзаж с реалистическими архитектурными сооружениями западного типа. Подобный город изображен и на втором плане за фигурой Иессея.

В верхнем регистре по сторонам от Богоматери представлены в рост цари Давид (ЦРЬ ДВДЪ) и Соломон (ЦРЬ СОЛОМОН) со свитками с надписями: АЗ КИВОТ СТЫНИ ТВОЕЯ ПРОЗВАХ ТЯ СТАЯ ОТРОКОВИ(Ц)Е; ПРЕМУДРОСТЬ СОЗДА СЕБЕ ХРАМ И УТВЕ(РДИ). За ними - два сидящих архангела, ниже - пророки: Моисей (АЗ ВИДЕХЪ КУПИНУ НЕ ВОЗГОРАЕМУ); Исайя (СЕ ДЕВА ВО ЧРЕВЕ ПРИИМЕТ И РОДИТ СЫНА И НАРЕКУТ); Илия (РЕВНУЯ ПОРЕВНОВАХ ПО ГОСПОДЕ); Амос (ИЗЛИТСЯ Б (…) ДУХИ МОЕГО И ЯВИСЯ (…); Даниил (АЗ ГОРУ ТЯ ПРОЗВАХ РАЗУМНУЯ); Елисей (ЖИВ ГОСПОДЬ И ЖИВА ДУША МОЯ); Иезекииль (ДВЕРЬ СИЯ ЗАТВЕРЕНА БУДЕТЬ И НЕ(КТОЖЕ); Софония (РАДУЙСЯ ЗЕЛО ДЩИ СИОНА ПРОПОВЕДУ(Ю); Самуил (АЗ ПОЗНАХ ЦРЯ ДАВИДА РАБА ТВОЕГО ОТН(ЫНЕ); Аввакум (БОГ ОТ ЮГА ПРИИДЕТ И С ТОЙ ИЗ ГОРЫ ПРИ (СЕННЫЯ); Иеремия (АЗЪ ВИДЕХ ДВЦУ БЕСПОРОКА ПОКРО (…); Авдий (ПОЧТИ (…) И(…)НСТЪ ЗАВЕТА ГОСПОДНЯ).

Фигуру Иессея (над ним - ИЕССЕЙ) фланкируют два сидящих ангела со свитками с надписью: ХВАЛИТЕ БГА ВО СТЫХ ЕГО ХВАЛИТЕ ЕГО ВО УТВЕРЖЕНИЕ И СИЛЫ ЕГО; СЛАВА (В) ВЫШНИХ БГУ И НА ЗЕМЛИ МИР ВО ЧЕЛОВЕЦЕ(Х) БЛ(А)ГОВОЛЕНИЕ. По краям оклада - чеканный бордюр из стилизованных листьев и треугольников на развилках. Ножки литые в виде бутона.

Корешок разделен поперечными валиками с лиственным узором на шесть клейм с изображениями двух херувимов и четверых отцов церкви: свв. Николая Чудотворца, Василия Великого, Иоанна Златоуста, Григория Богослова с книгами, с благословляющей десницей. На книгах гравирован одинаковый текст из Евангелия от Луки, рекомендуемый Иконописным подлинником: ВО ВРЕМЯ ОНО СТА ИИСЪ НА МЕСТЕ РАВНЕ И НАРОДЪ УЧЕНИКЪ ЕГО И МНОЖЕСТВО. Фон в клеймах украшен канфаренными растительными завитками.

Застежка фигурная, в форме лиры с завитками аканта по краю, с изображением в рост апостола Петра с потиром в руке.

По обрезу гравирована вкладная надпись: «ЛЕТА ГОСПОДНЯ 1707 ИНДИКТА 15 МЕСЯЦА ИЮЛЯ УСТРОЕНО СИЕ СВЯТОЕ ЕВАНГЕЛИЕ ПРИ ИОСИФЕ МИТРОПОЛИТЕ ПСКОВСКОМЪ И ИЗБОРСКОМЪ ВЪ ОБИТЕЛЬ БОГОЛЕПНАГО ПРЕОБРАЖЕНИЯ ГОСПОДНЯ, ЧТО НАД МИРОЖЕЮ РЕКОЮ БЛИЗ ГРАДА ПСКОВА И ПО ВЕРЕ И ОБЕЩАНИЮ ТОЯ ОБИТЕЛИ АРХИМАНДРИТА ААРОНА, КОТОРЫЙ НЫНЕ В ПЕЧЕРСКОМ ПСКОВСКОМ МОНАСТЫРЕ АРХИМАНДРИТОМ, ОТ ЕГО ДАЯНИЯ И ПОДАЯНИЕМ ХРИСТОЛЮБЦЕВ ТОЯ ОБИТЕЛИ ПРИ АРХИМАНДРИТЕ КИПРИЯНЕ С БРАТИЕЮ И СЕМУ ЕВАНГЕЛИЮ В ТОЙ СВЯТЕЙ ОБИТЕЛИ ВПРЕДЬ БЫТИ ВО ВЕКИ НЕИЗНОСНУ».

По Описи монастыря 1831 г. у Евангелия были «два репия, один шитый золотом с простыми камешками, из коих некоторые по ветхости уже выпадали, а другой серебреный кованый, сканный, вызолоченный; на нем по сторонам четыре хрусталя в коробцах, а в средине под хрусталем в коробце Иисус Христос. Для хранения сего Евангелия имеется деревянный ковчег, обитый внутри синим сукном».

Архимандрит Аарон (1702-1706) сделал подобный вклад и в Троицкий собор, о чем записано в Синодике собора (ПГОИАХМЗ. Древлехранилище. Ф. Троицкого собора, № 94): «… по сих родителех дано Евангелие печатное в десть, обложено верхняя доска и исподняя серебром золоченым и корень шит серебром».

Кстати, сменивший Аарона архимандрит Киприян, тоже сделал вклад в монастырь в год своего назначения - 1706 г. - Евангелие в окладе, возможно, псковской работы хранится в музее (ПГОИАХМЗ, № 615).

Судить об окладе Евангелия, от которого сохранились лишь части убора верхней доски, затруднительно: на какую доску был он смонтирован - гладкий серебряный лист с позолотой или с чеканным растительным узором пышных цветов либо доски обтянуты нарядным бархатом, может быть, на верхней доске были закреплены дробницы с лицевыми изображениями - вариантов множество. Но мы видим только пять частей убора - средник и четыре наугольника, выполненные очень мастеровито чеканкой высокого рельефа на проканфаренном фоне.

На овальном среднике многофигурная композиция «Сошествие во ад» с Христом, стоящим на перекрещенных створках врат с подчеркнутой канфарником текстурой и рельефной жуковиной, под которыми видны головы «сущих во тьме».

Средник обрамлен дубовым венком и рамкой из листьев, цветов, плодов и завитков, с двумя херувимами среди орнамента - вверху и внизу. На наугольниках чеканные изображения евангелистов, сидящих с книгой на коленях за столом в интерьере с их символами: Матфей - с ангелом под трехлопастной аркой; Марк и Лука - с небольшими крылатыми львом и тельцом у ног на фоне арки с куполом и развевающихся занавесок; Иоанн изображен в рост рядом с пишущим учеником Прохором среди гористого пейзажа со строением вдали и орлом, сидящим на изогнутой ветви дерева и взмахнувшим крыльями. Внутренний край наугольников обрамлен чеканными завитками и мелкими бусинами, внешний - подчеркнут узким чеканным жгутиком.

Из перечня работ мастера в Указателе 1947 г. удалось найти два изделия в Ярославском музее-заповеднике: Евангелия в окладах 1705 г. (ЯМЗ-7391) и первой четверти XVIII в. (ЯМЗ-7400).

Привлеченные в качестве аналогий оклады обнаружили много общего с псковскими в иконографических схемах, в изобразительном языке с акцентированными деталями, удачно найденными и цитируемыми; общность - в передаче пропорций фигур и иллюзии глубины пространства, в использовании бесконечных декоративных возможностей драпировок в одеяниях и архитектурных кулисах - явных характерных чертах барокко.

В то же время псковский оклад 1707 г. обнаруживает оригинальность иконографических решений и более артистичную, тонкую технику. Эти качества свидетельствуют о хорошей западноевропейской выучке мастера. Отметим, что в столице работало немало иностранных серебряников, причем носили они, как правило, «обрусевшие» имена. Например, военнопленный швед, работавший в Оружейной палате во вт/п XVII в. под именем Афанасий Ларионов, делал оклад на икону Богоматери в Новодевичий монастырь. Неизвестно, откуда родом был Фандерфохт, но созвучные имена встречаются часто, даже на псковской почве. Письменные источники, где все западные соседи именуются «немчинами» (впрочем, так назывались они на всей Руси) упоминают в 1612 г. о пришедшем «ночью тайком под Печерский монастырь» литовском воеводе по имени Волмер Франсбеков сын (правильно - Вольмар, сын Фаренсбах)[x]; в 1630 г. «галанской немчин Вилим Фандаблок … вез (через Псков - И.Р.) из-за неметцкаго рубежа … бочечку с ефимки да пол-литры золота», а в 1604 г. в Псков по пути в Москву прибыл с грузом серебряных изделий «Фрянцовской земли торговый человек … немчин Бартрам Декаус». Кстати, из «Дозорной памяти» об осмотре привезенных вещей можно узнать, с какими фантастическими для Руси изделиями иностранных серебряников знакомились еще в начале XVII в. мастера Москвы, а заодно, по случаю, и псковские: «…а пр[ивезъ] тотъ немчинъ Бартрамъ съ собою: солонку невелику съ покрышечкою золоту, а въ ней вделаны жемчюжки и камешки яхонтики, и достоканцы, и изумрудцы, и лалики, и эмаль, и хрусталики, навожено финифтомъ за эмаль место; да росолникъ съ покрышкою серебряной золоченъ, а на покрышки вверху камешокъ хрусталь, а около того росолника камешки яхонтики, и достоканцы, изумрудцы, и лалики, и эмаль, и хрусталики, и жемчюжки, навожено финифтомъ за эмаль место; да рукомойникъ съ покрышкою серебряной золоченъ, а покрышка камешокъ хрусталь, обложенъ серебромъ, а в[вер]х[у] того рукомойника навожено финифтом за эмаль место, да камешки яхонтики, и достоканцы черленые, и изумрудцы, и эмаль, и хрусталики, лалики, и жемчюжки; лохань серебряная золочена, а въ ней камень сердоликъ резной, а по его по немчиновъ по Бартрамовъ скаски, что сказалъ толмачъ его немчинъ Юрка Кашинский, на камень | 242л.| на сердолики планиты, а около того каменя серебряной лесъ съ камешки, и съ цветки, и съ травами, а въ лесу главы ящеревы и змеиные двигаютца на маятникахъ, а по краемъ тое лохани дватцать четыре камени, сердолики и самфины резны, навожено внутри и по краемъ финифтомъ турскимъ. А про цену тому товару у того немчина у Бартрама спрашивали, и тот фрянцовской немчинъ сказал: какъ де я съ темъ своимъ товаромъ буду на Москве, а пригодитце будетъ тотъ товаръ государю, и я деи въ те поры и цену скажу. А дозирали того товару таможенный голова, гость Никита Резанов, а с нимъ псковские гости Алексей Хозя, Иевъ Максимовъ, да торговой человекъ Семенъ Трофимовъ, да Серебряного ряду мастеры Семенъ Еремеевъ сынъ Шепела, Сидоръ Михайловъ сынъ, Сава Ефремовъ сын».

В XVIII столетии многие русские мастера работали не менее талантливо, а иногда совместно с иноземцами. Так средник оклада из Ярославля 1705 г. с сюжетом «Предста Царица» не имеет клейма Фандерфохта (как на всех наугольниках), а на нем стоит клеймо, по мнению сотрудников музея - МЛО, в Указателе 1983 г. отсутствующего. Однако, во Владимиро-Суздальском музее-заповеднике хранится московское Евангелие 1704 г., отмеченное высоким мастерством, средник и наугольники которого совершенно идентичны ярославским, а клейма читаются как МАО (видимо, более справедливо, несмотря на такое же отсутствие в Указателе 1983 г.). Получается, что сравнительно недавно прибывший в Россию Фандерфохт принял участие в работе над окладом в 1705 г. совместно с мастером МАО, ни в чем не уступая в мастерстве, но приняв иконографическую схему наугольников своего русского собрата.

Через два года, в 1707 г., Фандерфохт выполняет заказ архимандрита Аарона, который, несомненно, был автором иконографической программы оклада. Оригинальный средник со сценой «Преображение» объясняется местом будущего вклада - Спасо-Преображенский монастырь, в вертикали - Саваоф, Св. Дух (голубь) и Христос в «Преображении» - читается тема «Троицы», связанная с особым почитанием в Пскове; «Вход в Иерусалим» и «Тайная вечеря» - сюжеты «страстного» цикла, «Преображение» в богословии трактуется как прообраз грядущих страданий Христовых и Его искупительной жертвы и включается, таким образом, в «страстной» цикл.

Сюжет «Успения Богоматери» свидетельствует природу Богочеловека, перекликается с величественной фреской XII в. Мирожского собора и связан с темой торжества воскресшего Бога-Слова, дарующего жизнь вечную всем, освобождая душу от бренной плоти. Тема Воплощения и славы Богородицы переходит от сцены «Успения» к многофигурной композиции «Древо Иессеево» на нижней доске Евангелия: «Жезл из корене Иессеова, и цвет от него Христе от Девы прозябл еси» (Канон Богородицы).

Мастер Фандерфохт не мог знать всех тонкостей замысла ученого архимандрита, но что касается декорации нижней доски, то здесь он проявил яркую творческую индивидуальность не только как мастер серебряник, но и знаток иконографии, связанной с западными традициями.

Композиция «Древо Иессеево», совмещенная с сюжетом «Голгофский Крест», в известных нам памятниках не встречается, при том, что каждое изображение в отдельности популярно в оформлении окладов Евангелий, на протяжении XVIII-XIX вв.

Самостоятельная композиция «Древа Иессеева», представляющая собою генеалогическое древо Христа, с изображением Богоматери с Младенцем в окружении пророков на ветвях, исходящих из лежащей внизу фигуры Иессея, восходит к западноевропейским образцам, известным с IX в., в византийской провинции - не ранее XII в., в XIII-XIV вв. сюжет появляется на Балканах, а на русской почве - с начала XV в. Устойчивой иконографии композиция не имела и варьировалась в зависимости от желания создателей акцентировать ту или иную сторону ее символики. В этом сюжете звучит тема «Похвалы Богородицы», запечатленная в надписях на свитках пророков. Дева Мария изображена как Царица Небесная в короне-венце и с жезлом, символом (как жезл Иессеев) Христа и Церкви. Раскидистые ветви древа ассоциируются с поэтическими образами Акафиста Богоматери: «Цвет нетления, древо светлоплодовитое, от него же питаются вернии, древо благосеннолиственное, им же покрываются мнози».

Торжественности замысла соответствует строгая симметрия композиции. В то же время лик Богоматери, девически юный, миловидный, дышит реальностью черт. Еще более реалистической выглядит фигура Иессея: с пластическим изящество вылеплен лик с острыми характерными чертами и пышными прядями волос. Спокойная поза контрастирует с экспрессивной трактовкой дробящихся складок одежды.

Все объемы в композициях оклада чеканены с сильной светотенью, образованной игрой рельефа с гладкой и матовой поверхностью. Особый интерес мастера к барочным мотивам - сложным ракурсам фигур (павшие ниц апостолы в «Преображении»), жестам (пророки и ангелы в ветвях), прихотливо уложенным орнаментальным складкам (одежды евангелистов, драпировки в интерьерах) сочетается со статичностью образов, традиционной для русских изделий (евангелисты на наугольниках двух псковских окладов и из Ярославля первой четверти XVIII в.). В то же время на окладе из Ярославля 1705 г. совместной работы с мастером МАО евангелисты выполнены в барочном стиле. Такая стилистическая двойственность характерна для искусства п/п XVIII в., на всем его протяжении московские и местные мастера создавали изделия, сохранявшие черты искусства XVII столетия.

Как художник Фандерфохт сформировался, конечно, на Западе, а источник его вдохновения, возможно, находился в Германии, где в этот период достигло расцвета искусство скульптуры малых форм, серебряного производства и других прикладных отраслей. Поиски художников были обращены, с одной стороны, к образцам барокко, а с другой - к блестящему прошлому эпохи Дюрера. С живописью граничит удивительный ландшафт в композиции «Древо Иессеево», где в тончайших градациях низкого чеканного рельефа выстроено пространство с архитектурным мотивом не как мертвый фон для события, а как одухотворенное, заполненное воздухом и мерцающее теплым светом. Такой пейзаж создан под воздействием западноевропейской живописи и именно в Германии получил широкое распространение в русле представлений немецких мистиков о боге как совокупности всех существ и о мире, в котором главенствующее место занимает не человек, а природа. И если «Голгофа» с символами страданий для мастера все же мир абстракции, в который он при этом внедряет элемент «жанровости» в виде своеобразного «натюрморта», изображающего орудия Страстей, то пейзаж - мир материальной убедительности.

Творчество Фандерфохта органично для своего времени. Сложившийся как художник в среде, где господствовало барочное формопонимание, он прибыл в Россию, когда в начале XVIII в. пластика продолжала развиваться в направлении, заданном XVII столетием. Приноравливаясь к вкусам русских заказчиков, мастер то создает такой шедевр, как Евангелие 1707 г. из Мирожского монастыря, где демонстрирует навыки родной «школы», то делает в 1722 г. чеканный оклад на икону Богоматери Казанской, отмеченный декоративностью традиционных форм, и любовь к древнерусскому «узорочью» (икона в окладе из списка Указателя 1947 г., как находящаяся в ГИМ).

Наследие мастера Томаса Фандерфохта достойно дальнейшего исследования, тем более остались недоступными некоторые его произведения в других музеях.

2010 г.
_______________________________

[i] Святой праведный Николай Кавасила. О жизни во Христе. М., 2006. С. 20.

Айналов Д.В. Мозаики IV и V веков. СПб., 1895. С. 102.

Инв. № 614. Поступило в музей из Мирожского монастыря в 1920 г. Опись, сочиненная по силе Указа Псковской Духовной Консистории псковоградского Спасо-Мирожского монастыря, состоящего в третьем классе, церковному имуществу и всех к ризнице и украшению церковному относящихся вещей. 1831 году // ПГОИАХМЗ. Древлехранилище. Ф. 736, № 21/2002. Л. 7-8, 8 об; Книга учета 1937 г., № 709 (507).

Т.Г. Гольдберг. Очерки по истории серебряного дела в России в первой половине XVIII в. // Труды ГИМ. Вып. XVIII. М., 1947. № 277.

[v] Постникова-Лосева М.М., Платонова Н.Г., Ульянова Б.Л. Золотое и серебряное дело XV-XX вв. М., 1983.

Инв. №№ 361, 400, 405, 510, 542; 17 х 15 (средник); 14,5 х 10,5 (наугольники).

ПГОИАХМЗ. Отдел учета. Книга учета предметов из драгметаллов, поступивших в музей до 1937 г.: №№ 231 (666), 220 (1165), 431 (1152), 416 (1156), 657 (1155).

Опись Мирожского монастыря 1831 г. Л. 8 об.

За предоставленную возможность ознакомиться с окладами выражаю благодарность хранителю отдела драгметаллов Ярославского музея-заповедника А. Зубатенко.

[x] Сказание о нашествии иноплеменников в Печерский монастырь // Летопись Псково-Печерского монастыря или исторические сказания о Свято-Успенской Псково-Печерской обители и ее святых. Сост. Ю.Г. Малков. М., 1993. С. 59.

Сборник МАМЮ. Т. VI. М., 1914. С. 25.

Там же. С. 14.

Инв. № СМ-501. Русское прикладное искусство XIII - начала XX в. Из собрания Государственного объединенного Владимиро-Суздальского музея-заповедника. Автор-составитель Н. Трофимова. М., 1982. Кат. № 138 (илл.).

Орлова М.А. Фрески Похвальского придела Успенского собора Московского Кремля // Древнерусское искусство. Монументальная живопись XI-XVII вв. М., 1980. С. 309.

С 4 июля по 10 августа в Крестовой палате Суздальского кремля будет работать новая выставка, на которой можно увидеть драгоценные оклады Евангелий второй половины XVII столетия. Выставка проходит в рамках проекта «Памятники христианской культуры XVII-XX веков из собрания Государственного Владимиро-Суздальского музея-заповедника».

Напрестольное Евангелие, как особо оберегаемая святыня, заключалось в металлический оклад. Оклады XVII-XVIII веков выполнены в технике чеканки и гравировки из серебра с позолотой.

Представленные на выставке драгоценные уборы относятся к наборным. Ими украшали Евангелия, предназначенные для каждодневного богослужения. Верхние и нижние крышки книг сделаны из дерева, обтянуты тканью, украшены дробницами со священными изображениями и надписями. На нижних крышках - металлические жуковины и дробницы с выпуклыми полусферами, необходимые для предохранения поверхности от стирания. Застежки, скрепляющие верхнюю и нижнюю доски оклада Евангелия 1677 года, выполнены под влиянием западноевропейских традиций - пластины с крючками и прорезями. У оклада Евангелия 1688 года застежка классическо-русского стиля - два шпенька, на которые одеваются металлические пластины с отверстием в верхней части.

Структура убора Евангелия сложилась в раннехристианский период. На лицевой крышке в центре помещались изображения Распятия, или Спаса Вседержителя, или Деисуса. По углам - образы авторов четырёх Евангелий: апостолов Матфея Марка, Луки, Иоанна. Евангелисты также символизировали четыре угла храма и по древней традиции соответствовали четырём сторонам света.

Оклады Евангелий могли переделываться, поэтому время создания текста книги может не совпадать со временем изготовления оклада. По церковным правилам оклады Евангелий освящались так же, как иконы.

Евангелие 1677 г. - это вклад архимандрита Троице-Сергиева монастыря Викентия в Воскресенскую церковь во Владимире, о чём свидетельствует полистная надпись, выполненная скорописью. Архимандрит Викентий - 50-й настоятель Троице-Сергиева монастыря (1674-1694 гг.). При царях Иване и Петре он был переведен в Рождественский монастырь во Владимире, где когда-то был пострижен. В книге сохранилась шелковая повороза (закладка) XIX в., украшенная розеткой из бити (расплющенная металлическая проволока). На последнем листе другого Евангелия, происходящего из собора Рождества Богородицы в Суздале, имеется печать с надписью: «Алексѣй Федоровичъ Дубынинъ въ Суздалѣ». Какое отношение Почётный гражданин Суздаля, купец 2-й гильдии, благотворитель, много сделавший для развития города, А.Ф. Дубынин имел к данному Евангелию? На эту загадку еще предстоит найти ответ.