Автором эпопеи красное колесо является. Красное колесо

Издания

На русском языке

• Солженицын А. И. Красное колесо: Повествованье в отмеренных сроках в 4 узлах. - Узел 1: Август Четырнадцатого. Т.1. - М.: Воениздат, 1993. ISBN 5-203-01576-7; и далее (в 10 томах). Репринтное воспроизведение с собрания сочинений А. Солженицына (YMCA-PRESS , Вермонт-Париж, тт. 11-20, 1983-1991) «с последними поправками автора, которые впервые использованы в этом издании». (тираж 30000 экз.)
• Солженицын А. И. Собрание сочинений в 30 томах (Редактор-составитель Наталия Солженицына; тираж 3000 экз.).

На других языках

Ссылки

• Красное Колесо (текст на 1993 год)
• Александр Солженицын. Размышления над Февральской революцией (глава, не вошедшая в основной текст «Красного колеса») lib.ru

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Красное колесо (книга Солженицына)" в других словарях:

Жанр: исторический роман эпопея

- «Красное колесо» роман эпопея Александра Солженицына о России 1914 1917 годов, о февральской революции 1917 года и Первой мировой войне. Одно из основных литературных произведений Солженицына. Сам автор определил жанр, как «повествованье в… … Википедия

Самые значимые произведения Александра Солженицына - Церемония прощания с писателем и общественным деятелем Александром Солженицыным, скончавшимся в ночь на понедельник на 90 м году жизни, пройдет во вторник в Российской академии наук на Ленинском проспекте, сообщили РИА Новости в Общественном… … Энциклопедия ньюсмейкеров

У этого термина существуют и другие значения, см. Время (значения). Издательство «Время» было создано в 2000 году, выпускает современную русскую прозу и поэзию, русскую классику XX века и документальную прозу, критику и литературоведение, книги… … Википедия

У этого термина существуют и другие значения, см. Просветитель (значения). «Просветитель» литературная премия, учреждённая в 2008 году Дмитрием Борисовичем Зиминым и Фондом некоммерческих программ «Династия». Содержание 1 Положение о премии … Википедия

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Солженицын. Александр Солженицын … Википедия

Солженицын, Александр Исаевич Александр Солженицын Солженицын в 1994 году после возвращения в Россию Имя при рождении: Александр Исаевич Солженицын Дата рождения … Википедия

Александр Исаевич Солженицын - Александр Солженицын выдающийся русский писатель, публицист, историк, поэт и общественный деятель. Получил широкую известность, помимо литературных произведений (как правило, затрагивающих острые общественно политические темы), также историко… … Энциклопедия ньюсмейкеров

Александр Солженицын - выдающийся русский писатель, публицист, историк, поэт и общественный деятель. Получил широкую известность, помимо литературных произведений (как правило, затрагивающих острые общественно политические темы), также историко публицистическими… … Энциклопедия ньюсмейкеров

Книги

• Красное колесо. Август Четырнадцатого. Узел 1. Избранные главы. Столыпинский цикл (аудиокнига MP3 на 2 CD) , Александр Солженицын. Представляем вашему вниманию аудиозапись избранных глав романа Александра Исаевича Солженицына "Красное колесо. Август Четырнадцатого. Узел 1. Столыпинский цикл" в авторском прочтении. На… аудиокнига

Красное колесо

повествованье в отмеренных сроках

Октябрь Шестнадцатого

Птицы любят не всякий лес. В жиденьком, слабеньком Дряговце было их куда меньше и скучней, чем в Голубовщине, три версты в тыл. К войне на поживу налетело из многих мест гальё, вороньё, коршуны (как и мыши и крысы стянулись), а улетели подальше певчие дрозды, снялись с высоких крыш белые аисты, выстаивающие счастье. Но крестьяне говорят, что и прежде войны, всегда: Дряговец не любили птицы, а Голубовщину любили. А между тем лесом и этим, над мокредью у старого екатерининского шляха, как до войны, так и в войну, тянуще плачут чибисы, и только они одни.

Толстоствольную парковую Голубовщину, где лес не слитен, но каждое дерево как на показ и по просторности всюду трава чистая, ласковая, доныне, уже год близ позиций, населяло изобилие птиц, вся главная масса их. И в мае так это вместе всё куковало, булькало, стрекотало, щебетало, вытягивало, пересвистывало, что у Сани, южанина-степняка, слабели ноги – опуститься на шёлковую траву, и грудь раздувалась – не воздуха только вобрать, но птичьего пенья.

И тяжела становилась амуниция, оттягивающая плечи, грузный револьвер.

Кажется, близко бы всем этим птицам отлететь от передовых позиций, от воя снарядов, от дыма взрывов, от газовых волн, ещё вёрст на десять назад, – нет! Пренебрегая шумной, чёрной людской войною, даже гибня в ней иногда, жили многие птицы на своих извечных местах, признавая лишь своё повеление внутреннее, лишь строгий свой меридиан.

Голубовщина была лес помещика-поляка, впрочем перенятый в аренду простым селянином, а Дряговец – крестьянский лес. Что такое именно значило «Дряговец», Саня не добился понять, но уже в самых звуках слышался худший сорт и пренебрежение. Такой и был он – хилый, мелкодеревый, не радующий душу и не по воле заселённый теперь гренадерами весь насквозь: тылами и резервами пехоты, затем – передками, лошадьми и землянками артиллеристов. Сразу же за Дряговцом стояли пушки 1-го дивизиона 1-й Гренадерской бригады.

Тонких хлыстов Дряговца не хватило бы ни на какие землянки, и давно не осталось бы самого леса, но вовремя было запрещено его валить, как и завидную Голубовщину. Из неисчерпаемой России, из глубины, привозили железнодорожными платформами толстые брёвна на все перекрытия и укрепления, перегружали на колёсные станы, и ближние крестьяне, три рубля за фурманку в ночь, темнотою и под немецкими ракетами возили-возили-возили тот лес под самую даже передовую линию. (Только из передних деревень крестьяне ушли, а уже в Стайках и в Юшкевичах жили и засевали поля, а немцы, бившие по большому полю, когда видели там работающих крестьян – по ним не кидали.)

Почти вся санина война, минувший год, и прошла в этих местах, в этих нескольких верстах, окидываемых одним круговым взглядом. Ещё с прошлого сентября стояла их батарея позади Дряговца, и от батареи на их прежний наблюдательный пункт ходил Саня всегда одной и той же дорогой: сперва через Дряговец, кишащий солдатской жизнью, потом, под просмотром неприятеля, по старому шляху, где не шагали строем и не гнали больше одной повозки сразу; от придорожного, до сих пор не сшибленного деревянного креста с жестяным кружевным щитком над образом Спаса брал влево и полторы версты унизительно сгибался ходом сообщения, сталкиваясь со встречными и с осыпчивою землёй, и так – до самых пехотных окопов, еле-еле выгрызенных в узких грядах среди мочажины. И, этим путём каждодневно гнясь и сапогами чвакая в осенней и весенней грязи, а то и на глубину голенищ в окопной воде, мог бы горько изумиться кто не знал: как же было так допустить? как же можно было, отступая, такие наихудшие позиции себе выбрать, а немцам дать перейти Щару, занять Торчицкие высотки и обратить в крепость возвышенный фольварк Михалóво? Но Саня прихватил в Гренадерской бригаде прошлый август и помнил конец этого страшного отступления: сшибали их размётным артиллерийским огнём, а то удушливыми газами; дни высиживали под долбящим обстрелом и почти не вкопанные, сами без снарядов, ночами отступали, а неприятельской пехоты и не видели никогда, ей и делать было нечего. Без снарядов, и даже ружейные патроны на счету, валили и катили мимо Барановичей на Столбцы, а хоть бы и на Минск, – и вдруг обнаружили, что немцы в спину больше не костят. Обернулись, постояли. Вовсе стали. А потом от месяца к месяцу, под вражеским просмотром и огнём, весь Гренадерский корпус трудами и потерями полз обратно, выдвигался до полного сближения , долгими окопными работами проходя и занимая две с половиной версты, оставленные немцами в пустоте как негожие.

ЗАЁМ СВОБОДЫ. Воззвание Временного правительства.

К ВАМ, ГРАЖДАНЕ ВЕЛИКОЙ СВОБОДНОЙ РОССИИ, К ТЕМ, КОМУ ДОРОГО БУДУЩЕЕ НАШЕЙ РОДИНЫ. СИЛЬНЫЙ ВРАГ ГРОЗИТ ВЕРНУТЬ СТРАНУ К МЁРТВОМУ СТРОЮ… НУЖНА ЗАТРАТА МНОГИХ МИЛЛИАРДОВ, ЧТОБЫ СПАСТИ СТРАНУ…

ВОССТАНИЕ В СЕРБИИ против болгар.

Падение духа в турецких войсках… Положение турецких войск в Месопотамии становится всё более тяжёлым. Иерусалим полон беженцев…

Вашингтон . Подписка на «Заём Свободы 1917 г.» выразилась положительно в золотом потоке, идёт в таких огромных количествах, что грозит загромоздить все телефонные линии. Фактически каждый мальчик-рассыльный даёт телеграфное распоряжение о подписке на заём…

(Агентство Рейтера)

…Но мы все, русский народ, будем ответственны перед историей, чтобы дальнейший ход революции был достоин её великого начала. За слабость нашей воли и разума поплатятся будущие поколения – но осуждено и проклято будет теперешнее. Перед судом грядущих поколений мы будем нераздельны в вине, как и в заслугах.

При старом режиме для пополнения казны был совершенно недостаточно использован налоговый аппарат. Нынешняя перестройка государственных финансов не может не быть связана с увеличением налогового бремени.

…Дайте армии людей! Неужели Россия оскудела народом? Где пополнения? Кто забронировался протекциями в тылу – изгнать силой всего народа!

(«Русская воля»)

ЗАЯВЛЕНИЕ КРОНШТАДТСКОГО СОВЕТА . Кронштадт вселяет безпокойство в чёрную сотню буржуазии… Кронштадтский Исполнительный Комитет Совета примет все меры решительной борьбы с тёмными элементами, прикрывающимися званием «корреспондентов Биржевых ведомостей».

Председатель И.К.Любович

КЛЯТВА ЖАНДАРМОВ . …отправляясь на позиции, бывшие городовые и жандармы приветствуют Временное правительство и Совет рабочих депутатов. Одушевлённые любовью к Родине и народу, мы даём клятву… Мы защищали жизнь и имущество всякого мирного населения… Многие из нас имеют боевые отличия за японскую и нынешнюю войны…

…На юге ожидают сокращения посевной площади наполовину. Создавая совершенно необоснованную тревогу, владельцы и управляющие крупных имений бегут в город, бросая имения на произвол судьбы… Неужели же торжество революции и выполнение социальных идеалов должны сопровождаться народным голодом?.. Земли остаются без посева, и нет посевного материала…

Харьков . Общественный комитет направил телеграмму в Петроград: немедленно удалить архиепископа Антония ввиду вредного направления его деятельности. В воскресенье 16 апр. была драка в соборе сторонников и противников. Зачинщик её – студент коммерческого института, во время богослужения оскорбивший архиепископа и угрожавший убрать его, арестован милицией.

…Как Синод должен выслушивать указ Временного правительства? – стоя, как высочайший указ, или сидя, как сообщение Совета министров? Решено: стоя, в знак всеподданности Временному правительству.

ТЁМНЫЕ СИЛЫ. Харьков , 17 апр. В Харькове распространяются тёмные слухи о том, что вчера, во время служения архиепископа Антония в Мироносицкой церкви, какой-то еврей Коуфман «что-то сказал». Коуфман подвергся избиению.

Житомирский городской Исполнительный Комитет обратился с ходатайством к Временному правительству: удалить епископа Евлогия из пределов Волынской губ. Ходатайство поддержано житомирским Советом рабочих депутатов. Но духовенство расходится со всеми общественными организациями и выступает не в том направлении, как это было бы желательно в смысле укрепления основ нового строя. И Евлогия до сих пор не высылают.

Житомир . Украинская рада высказалась за немедленное удаление архиепископа Евлогия из пределов Украины как врага украинского народа.

…Сведения депутата ГД Фридмана, что в Подольской губ. ведётся погромная агитация, не соответствуют действительности. Нигде в Подольской губ. не наблюдается проявления вражды к евреям.

БОЙТЕСЬ ЭКСЦЕССОВ! …Над ленинцами нависла опасность народного самосуда. Скажем сразу: было бы несчастьем для революции и позором для свободного народа, если бы имел место какой-нибудь насильственный акт, какой-нибудь эксцесс против Ленина или «Правды»… безтактная полемика с Лениным некоторых органов печати, подозрения в «германофильстве», подозрения ни на чём не основанные… кто призывает к расправе с Лениным – вот подлинная агитация к гражданской войне.

…Революция принесла народу ценный подарок: вежливость. Основное последствие революции – радостное просветление народа. А первомайский праздник показал, что за вежливостью пришли и смех, и радость.

Ж-д билеты . …создан особый комитет по урегулированию продажи ж-д билетов. Комитет обратился к населению с воззванием: записываться на очередь на первую половину мая и не образовывать очереди на Б. Конюшенной в день светлого первомайского праздника…

В Москве острый недостаток фуража, гибнут лошади. Готовится введение карточек на фураж. С 18 апреля уменьшен жителям хлебный паёк с 1 ф. до 3/4 ф.

В марте и апреле много германских и австрийских подданных самовольно приехали в Москву.

Опера «Жизнь за царя» будет теперь, очевидно, исключена из театрального репертуара.

В Мариинском театре совещание о дальнейших отсрочках военнообязанным артистам… В Александринском театре таких 28 ч., в том числе Мейерхольд. На собрании труппы Александринского театра принята резолюция: «Признать деятельность театров в военное время необходимой, так как она поддерживает бодрость в народе».

Не секрет, что вместе с борцами за свободу кое-где с сибирской каторги выпустили и уголовников. И все выдают себя за освобождённых политических.

Одесса . В честь 1 мая ярко манифестировал весь гарнизон во главе с генералитетом, офицерством и до последнего солдата. Евреи-юнкера шли с пением древнееврейских песен.

Витебск . Сознательным классом населения переворот встречен в нашей губернии с восторгом, но среди тёмной массы произошло замешательство. Наблюдались явления, не отвечающие задачам момента, – но сознательный класс взял верх.

(«Биржевые ведомости»)

В Киеве организуется общество югороссов. Югоросс – тот, кто признаёт своим языком русский литературный язык, а местом деятельности – территорию свободной Украины. Бороться с узко-национальным течением…

Ростов-на-Дону . Собрание трёх тысяч русских галичан постановило протестовать против захватной деятельности украинцев и их произвола к русским галичанам, буковинцам и угророссам, и их попыток превратить русские гимназии в украинские.

Александр Исаевич Солженицын

Красное колесо.

Август Четырнадцатого

Последняя редакция Узла сделана уже в процессе набора, в 1981 в Вермонте.

Солженицын Александр Исаевич

“Август Четырнадцатого” задуман автором в 1937 году – ещё не как Узел Первый, но как вступление в большой роман о русской революции. Тогда же, в 1937 в Ростове-на-Дону, собраны все материалы по Самсоновской катастрофе, доступные в советских условиях (немалые), – и написаны первые главы: приезд полковника из Ставки в штаб Самсонова, переезд штаба в Найденбург, обед там… Конструкция этих глав осталась почти без изменения и в окончательной редакции. В той первой стадии работы много глав отводилось Саше Ленартовичу, но эти главы с годами отпали. Были также главы об экономии Щербаков (дед автора по матери), где уже тогда задевался вопрос о деятельности Столыпина и значении убийства его.

Затем в работе над романом наступил перерыв до 1963 года (все заготовки сохранились через годы войны и тюрьмы), когда автор снова стал усиленно собирать материалы. В 1965 определяется название “Красное Колесо”, с 1967 – принцип Узлов, то есть сплошного густого изложения событий в сжатые отрезки времени, но с полными перерывами между ними.

С марта 1969 начинается непрерывная работа над “Красным Колесом”, сперва главы поздних Узлов (1919-20 годы, особенно тамбовские и ленинские главы). Той же весной 1969 писатель перешёл к работе над одним “Августом 1914” – и за полтора года, к октябрю 1970, кончил его (то, что в нынешнем издании составляет первый том и часть второго).

В таком виде Узел Первый был опубликован в июне 1971 в Париже издательством YMCA-press, в том же году вышло два соперничающих издания в Германии, затем в Голландии, в 1972 – во Франции, Англии, Соединённых Штатах, Испании, Дании, Норвегии, Швеции, Италии, в последующие годы – и в других странах Европы, Азии и Америки.

Самовольное печатание книги на Западе вызвало атаку на автора в коммунистической печати.

После высылки писателя в изгнание, он углубил написанные ещё в СССР ленинские главы, в том числе и 22-ю из “Августа”, намеренно не опубликованную при первом издании. Она вошла в отдельно изданную сплотку глав “Ленин в Цюрихе” (Paris, YMCA-press, 1975). Весной 1976 писатель собрал в Гуверовском институте в Калифорнии обширные материалы об истории убийства Столыпина. Летом-осенью 1976 в Вермонте были написаны все относящиеся к этому циклу главы (ныне 8-я и 60-73). В начале 1977 написана глава „Этюд о монархе” (ныне 74-я, была отдельно напечатана в “Вестнике РХД”, 124, 1978) – после чего Узел Первый окончательно стал двухтомным.

Все заметные исторические лица, все крупные военачальники, упоминаемые революционеры, как и весь материал обзорных и царских глав, вся история убийства Столыпина Богровым, все детали военных действий, до судьбы каждого полка и многих батальонов, – подлинные.

Отец автора выведен почти под собственным именем, и семья матери доподлинно. Семьи Харитоновых (Андреевых) и Архангородских, Варя – подлинные, Ободовский (Пётр Акимович Пальчинский) – известное историческое лицо.

“Только топор может нас

избавить, и ничто, кроме

топора… К топору зовите Русь”.

Они выехали из станицы прозрачным зорным утром, когда при первом солнце весь Хребет, ярко белый и в синих углубинах, стоял доступно близкий, видный каждым своим изрезом, до того близкий, что человеку непривычному помнилось бы докатить к нему за два часа.

Высился он такой большой в мире малых людских вещей, такой нерукотворный в мире сделанных. За тысячи лет все люди, сколько жили, доотказным раствором рук неси сюда и пухлыми грудами складывай всё сработанное ими или даже задуманное, – не поставили бы такого сверхмыслимого Хребта.

От станицы до станции так вела их всё время дорога, что Хребет был прямо перед ними, к нему они ехали, его они видели: снеговые пространства, оголённые скальные выступы да тени угадываемых ущелий. Но от получаса к получасу стал он снизу подтаивать, отделился от земли, уже не стоял, а висел в треть неба и запеленился, не стало в нём рубцов и рёбер, горных признаков, а казался огромными слитными белыми облаками. Потом и облаками уже разорванными на части, уже не отличимыми от истых облаков. Потом и их размыло, Хребет вовсе изник, будто был небесным видением, и впереди, как и со всех сторон, осталось небо сероватое, белесое, набирающее зноя. Так, не меняя направления, они ехали больше пятидесяти вёрст, до полудня и за полдень, – но великанских гор перед ними как не бывало, а подступили близкие округлые горки: Верблюд; Бык; плешивая Змейка; кудрявая Железная.

Они выехали ещё не пыльной дорогой, ещё росной прохладной степью. Они проехали те часы, когда степь звенела, вспархивала, щебетала, потом посвистывала, потрескивала, пошуршивала, – а вот уж к Минеральным Водам, волоча за собой ленивый пыльный взмёт, подъезжали в самый мёртвый послеполуденный час, и отчётливый звук был только – мерное постукивание их: таратайки, дерево об дерево, а копытами в пыль становились лошади почти неслышно. И все тонкие запахи трав за эти часы были и перешли, а теперь настоялся один знойный солнечный запах с подмесью пыли, и так же пахла их таратайка, и сенная подстилка, и сами они – но, степнякам от первой детской памяти, этот запах был им приятен, а зной – не утомителен.

Отец пожалел дать им рессорную бричку, берёг, оттого на рыси их трясло и колотило, и большую часть дороги они проехали шагом. Ехали они меж хлебов и между стад, миновали и солончаковые проплешины, перекатывали пологие холмы, пересекали отлогие балки, с близкой водой и сухие, ни одной настоящей реки, ни одной большой станицы, мало кого встречая, мало кем обогнанные по воскресному малолюдью, – но Исаакию, и всегда терпеливому, особенно сегодня, по настроению и замыслу его, совсем не тягостны были эти восемь часов, а мог бы он и шестнадцать проехать так: из-под дырявой соломенной шляпы – посверх лошадиных ушей, да придерживая возжи ненужные.

Евстрашка, младший, от мачехи, братишка, эту всю дорогу ему сегодня же ворочаться в ночь, сперва спал на сене за спиной Исаакия, потом вертелся, на ноги поднимался, разглядывая в траве, соскакивал, отбегал, догонял, полно было ему дел, ещё и рассказывал или спрашивал: “А почему, если закроешь глаза, кажется – назад едешь?”

Жанр своей десятитомной эпопеи о Февральской революции "Красное колесо" (1937, 1969-2000) писатель определил как "повествование в отмеренных сроках". Первоначальный замысел был рассчитан на 20 Узлов (томов) и должен был охватывать период с 1914 (Самсоновская катастрофа) по 1922 год, когда все последствия революции стали уже неотвратимы. Но колоссальный материал подчинил себе замысел. В окончательном варианте эпопея состоит из двух "действий". Действие первое - "Революция" - включает три Узла: "Август Четырнадцатого" (2 тома), "Октябрь Шестнадцатого" (2 тома), "Март Семнадцатого" (4 тома). Действие второе - "Народоправство" - состоит из одного Узла - "Апреля Семнадцатого" (2 тома).

Кроме того, в тексте есть ретроспективные главы "Из Узлов предыдущих", в обратном порядке доводящие историческую нить до марта 1881 года - времени убийства Александра II. Впрочем, прием ретроспекции проходит через всю эпопею, в равной степени касаясь как историй отдельных семей (вымышленных и реальных), так и партий. В последней же, десятый том "Колеса" включен развернутый план "Узлов V - XX" на 135 страниц, где даны основные вехи первоначального, так и не осуществившегося замысла (до весны 1922 года).

Желание воссоздать правду о трагедии 1917 года было тем сильней, что Солженицын чувствовал себя последним из писателей, для кого не утрачено было "ощущение современности этих событий". Принцип "Узлов", "то есть сплошного густого изложения событий в сжатые отрезки времени", однако с намеренными перерывами между Узлами, позволил показать автору только самые важные, определяющие события.

Как и положено в исторических эпопеях, Солженицын вводит в сюжет наряду с историческими персонажами вымышленных: Саню Лаженицына (прототип - отец писателя Исаакий), его невесту Ксению и друга Костю Гулая (Котю), полковника Георгия Воротынцева, его жену Алину и возлюбленную Ольду Андозерскую, философа Павла Ивановича Варсонофьева, сторонниц революционного террора сестер Адалию и Агнессу Ленартович, их племянника Сашу, солдата Арсения Благодарева и других. На более чем шести тысячах страниц действует около двухсот героев, причем, в отличие от Льва Толстого, Солженицын не уделяет повышенного внимания вымышленным персонажам. Их линии прочерчены пунктирно, а к концу эпопеи блекнут под напором страшных событий. Неслучайно уже в первом томе Георгий Воротынцев, переживающий охлаждение к Алине, размышляет о "ничтожности личных драм": "Чувством, достойным мужской груди, может быть только патриотическое, или гражданское, или общечеловеческое". На первый план повествования выступает сама история, с ее роковыми и все же подчиняющимися воле отдельных личностей шагами.

В каждом Узле повествование сконцентрировано вокруг определенных исторических фигур. В "Августе Четырнадцатого " (Узел I, 10-21 августа) это генерал Самсонов, реформатор Столыпин и Николай II. Все они по-своему предстают как жертвы истории. Драматически описаны важнейшие эпизоды Первой мировой войны. Поражение в Восточной Пруссии, гибель Второй армии изображены с той степенью надсадной боли за Россию, от которой содрогается душа. Образ Самсонова, по признанию Солженицына, во многом списан с Твардовского: та же русскость, честность, трагическое подчинение обстоятельствам. Сценой его самоубийства заканчивается первый том. Для проигравшего полководца это была не казнь, а избавление, потому что ответственность за армию, глубокая любовь к родине и своим солдатам надорвали сердце генерала. Его последние слова обращены к Богу: "Господи! Если можешь - прости и прийми меня".

Образу Петра Аркадьевича Столыпина посвящена объемная глава второго тома. Его любовь к отечеству, колоссальное трудолюбие, грамотные, взвешенные реформы изображены как частный подвиг государственного лица. Насколько ничтожными и эгоистичными кажутся по сравнению с самим духом столыпинских жизненных ценностей амбициозные и эгоистические интересы его убийцы Богрова, чей жизненный путь прослежен в 63-й главе! В смерти великого государственного деятеля (на этом настаивает Солженицын) 1 сентября 1911 года автор увидел трагический и зловещий символ грядущих катастроф. Не сумев поднять правую простреленную руку, которой он хотел перекрестить царя, "Столыпин поднял левую"… В этом предсмертном кресте исследователи видят "антижест" (М. Голубков), предсказавший страшную судьбу последнего императора.

Образу Николая II посвящена целиком 74-я глава. Автор рисует в ней доброго, безвольного человека, волею судьбы вынужденного быть императором огромной державы в закатный период ее монархической истории. Прекрасный семьянин, настоящий христианин, он тем не менее повинен в серьезных ошибках, многочисленных жертвах столь любимого им народа. Кончается эта ретроспективная глава решением Николая начать войну и безграмотным письмом Распутина (июль 1914), предостерегающего Государя о том, что война - это "начало конца": "Велика погибель без конца печаль".

Узел II "Октябрь Шестнадцатого " исследует события с 14 октября по 4 ноября. Внимание здесь сосредоточено на конфликтах между Думой, правительством и царем. Отдельно показана деятельность большевиков (К.А. Гвоздева, А.Г. Шляпникова). Центральной исторической личностью второго Узла становится Ленин (ему посвящено семь отдельных глав). Автор стремится глядеть на мир его глазами. И мы видим, насколько циничен, безжалостен и целеустремлен этот человек. Он использует людей, в глубине души постоянно проклиная их недостатки (и соратников, и противников). Он говорит и думает на "отвратительно бледном, сухом языке". Ему ведомы и периоды "упадков до прострации", и неслыханная, опасная концентрация всех сил.

Столь же зловещим выглядит в этом Узле образ "великого ненавистника России" одесского миллионера И.Л. Гельфанда (Парвуса), доставшего деньги для русской революции и запустившего их - через Ленина - в красное колесо. Их фантастический, на грани сна разговор (в действительности встреча была годом раньше), придуманный Солженицыным в доказательство общности их целей, заканчивает 47-ю, ленинско-парвусовскую главу. Парвус говорит о своем "великом плане", который он представил германскому правительству и на который рассчитывает получить огромные деньги. Главную роль в этом плане он отвел для Ленина. Автор признавался, что этот последний предреволюционный Узел был нужен ему "как сгусток тяжелой и малоподвижной атмосферы тех месяцев".

Четырехтомный Узел III - "Март Семнадцатого " - рассказывает о кризисе самодержавия и о самой Февральской революции (взяты события с 23 февраля по 18 марта). Основное внимание здесь уделено фигурам Временного правительства, депутатам Думы и революционному бурлению петроградской толпы. Сочувственно изображено нарастающее с каждым днем одиночество государя. Фактически Солженицын воссоздает "историю самопадения Февраля", которая напрямую вела к большевистскому перевороту в октябре. Автор с болью показывает, как пришедшее к власти либеральное правительство обескровило Россию, так что любая агрессия извне была обречена на успех. В финале пятого тома показан разгром гостиницы "Астория" революционной "солдатней". Низменная сила движет этими людьми - страсть к разрушению, насилию, грабежу, издевательствам. Резюмирует настроения толпы развязная пословица в конце главы: "Отвяжись, худая жись! Привяжись, хоро-о-шая!". А в следующей главе показан тайный ночной уход Великого Князя Михаила из оставленного войсками Зимнего дворца 27 февраля. Для спасения жизни от распоясавшейся толпы "правнук жившего здесь императора, внук убитого здесь императора - он бежал за всех за них, унося с собою и их?".

Драма падения монархии, с горечью переживаемая царской семьей, вызывает радость у большинства. Однако пришедшие к власти люди по моральным качествам куда ниже членов династии. Сами себя во многом ощущавшие самозванцами, эти люди очень скоро войдут во вкус. Однако красное колесо и их подминает под себя. Так, вершащий судьбы очередных "зловредных слуг старого режима" Гитлер (член Исполнительного комитета) сам понимает, что в его силах - только "разрешить арест почему-то назначенной жертвы", а вот отказать было почти бесполезно - все равно расправятся сами.

В финале 6-го тома Солженицын воспроизводит мрачно-безысходное состояние только что отрекшегося от престола императора. Последняя фраза в знаменитой дневниковой записи Николая об отречении увидена в свете евангельской реминисценции. Пошлая ложь газет, разложение армии, диктат развращенного общественного мнения, грубость верной и когда-то внимательной прислуги - все это особенно остро ощущают думающие люди. Профессор Андозерская понимает, что теперь "стало опасно думать не так, как все".

"Март Семнадцатого" заканчивается двумя смежными фрагментами: секретной дипломатической перепиской, где доставка в Россию русских революционеров из заграницы и победа крайне левых сил трактуется как гарантированное крушение русской мощи, и главой, где на примере "новых порядков" в Волынском батальоне показано полное растление русской армии.

Последний Узел эпопеи - "Апрель Семнадцатого " - посвящен окончательному отрезку пути России в пропасть: 12 апреля - 5 мая. Два последних тома эпопеи буквально прошиты главами "Фрагменты народоправства" (главы 22, 35, 113, 135, 167 и др.), где с предельным лаконизмом и экспрессией показываются бездны произвола и изощренного насилия во всех частях русского общества накануне Октября: на фронте, на улицах Петрограда и Москвы, в провинции и т.д. Борьба за власть Гучкова, Милюкова, Керенского и других все более превращается в трагический фарс на фоне вернувшихся в Россию главарей большевизма. Колесо вращается все быстрее, так что свадебные планы Сани Лаженицына и Ксении кажутся заранее обреченными. Последнее появление Ленина на "сюжетных" страницах эпопеи осуществлено через зловещую цитату из его работ: "Это будет государство типа Парижской Коммуны. Такая власть является диктатурой…".

Завершаются и линии сквозных героев эпопеи, Сани Лаженицына, Ксении, Варсонофьева и Воротынцева. Все они (пожалуй, кроме Ксении) не ждут от будущего ничего, кроме хождения по мукам. Заканчивается IV Узел вопросом Воротынцева: "Но - на какой развилок спешить? И уложить себя - под какой камень?".

Одной из основных тем "Красного Колеса" является противоборство идей, которые проверяются на истинность через поступки их носителей. Причем политические, религиозные, философские взгляды показаны как изнутри (с точки зрения носителя идеи), так и извне (в восприятии противников). Все они так или иначе пропущены и через авторское сознание, по-своему расставляющее этические акценты. Солженицыну дороги те герои, которые умеют воспринимать и анализировать чужие идеи (Воротынцев, Лаженицын, Варсонофьев) и через это искать идею универсальную.

Отторжение у писателя вызывают все виды идейного радикализма. Поэтому отрицательным полюсом "Красного Колеса" становятся люди с догматическим мышлением: сестры Ленартович и их племянник Саша, "думцы" Пуришкевич и Марков, большевики Ленин, Троцкий и Коллонтай. Их образы намеренно сужены, выхолощены, почти лишены психологизма. А проповедуемые ими идеи чаще всего звучат саморазоблачительно, потому что партийная психология, по Солженицыну, всегда сужает личность. В афористической форме эту мысль высказывает инженер Ободовский: "Всякая партия есть намордник на личность".

И действительно, в жарких идейных спорах большевиков или кадетов постоянно звучат избитые фразы, взятые из партийных программ, и отсутствует живая мысль, живое слово. Русское общество, уверен Солженицын, накануне Октября было порабощено идеологией, а идеологизированное мышление всегда ущербно. Все, даже самые порядочные люди, боятся прослыть реакционерами. В противоборстве идей Февральской революции автор видит вовсе не поиск истины, а трагедию, ибо многообразие, ведущее к разрушению, по сути является хаосом. Итоги революционного радикализма отражаются прежде всего на толпе ("смрадная брань простонародья", "открыто продают порнографию" и т.д.).

Власть в одержимой революцией стране захватывают люди, которым ничего и никого не жаль. Их не пугает анархия, им не страшен голод. Ленин в изображении Солженицына становится ключевой фигурой новой русской истории, беспощадной, властной и коварной. Его умение манипулировать людьми вскрыто Солженицыным изнутри, через ленинские мысли.

Колоссальный материал, собранный в эпопее, требовал особого чувства композиции. Помимо изображения поступательного бега колеса истории накануне Октября в текст введены многочисленные документы, письма, дневники, коллажи из газетных статей; выделенные крупным шрифтом обобщающие пословицы. Особое место в композиции занимают обзорные главы, обозначенные апострофом рядом с цифрой (32") и изредка набранные петитом. Всего их 21, объемом 360 страниц. Это может быть обзор военных действий, история партии или государственного деятеля, рассказ о заседании Думы и т.д. В них особенно ярко выступает Солженицын-историк. Он говорит о прошлом из будущего. Отсюда и пророческие интонации, и диктат авторской точки зрения.

Для усиления воздействия на читателя в повествование введены особо выделенные графически, ритмически организованные фрагменты под названием "Экран " (всего их 13, примерно одна сотая часть текста). В них автор дает сцены в преимущественно зрительном выражении, т.е., словно в киносценарии, не рассказывает о явлениях, а показывает их. Эти фрагменты отличаются особой экспрессией. Они воспроизводят то трагические лица русских пленных (58-я глава "Августа Четырнадцатого"), то уличные происшествия в революционном Петрограде (главы 2, 169 в "Марте Семнадцатого"). Агрессивная толпа, бьющая стекла, калечащая любого, кто не желает к ней присоединиться, не столько грабит, сколько разоряет все на своем пути.

Через "экранные" главы проходит и стержневой мотив эпопеи, выраженный в ее названии. Образ красного колеса появляется в тексте пятикратно. И всякий раз оно превращается в глубоко трагический символ. Особенно ярко это выделено в двух эпизодах "Августа Четырнадцатого" (главы 25 и 30). В первом из них попавшие под артобстрел Воротынцев и Благодарев наблюдают огненное колесо из лопастей горящей мельницы, которое кружится без ветра и в конце концов разваливается на "огненные обломки". Во втором - колесо отскочит от лазаретной линейки при отступлении русских войск. ("Катится колесо, окрашенное пожаром!").

Сам Солженицын так объяснял смысл этого образа в своих интервью: "Я нашел, что это наиболее точно выражает закон всех революций". Путь России к катастрофе и описан в десяти томах трагического эпоса Солженицына. Однако в процессе работы над книгой Солженицын "с удивлением" увидел, что "каким-то косвенным образом писал также и историю двадцатого века".