Смирись гордый. Смирись, гордый человек

Смиренно думай, смиренно мудрствуй, смиренно делай все, чтобы не спотыкаться на всяком пути. Помни, откуда взялись у тебя тело и душа. Кто сотворил их и куда пойдут опять, и про себя сознавай, что ты весь - прах. Вникни в себя и познай, что все в тебе суетно. Кроме Господней благодати ты - ничто, словно трость пустая, дерево безплодное, трава сухая, годная только на сожжение, сосуд греховный, пространное вместилище для всех скверных и безсловесных страстей. Ничего не имеешь сам по себе доброго, ничего богоугодного, только грех и преступление. Не можешь ни одного волоса сделать белым или черным (Мф. 5; 36).

Не возносись саном, если имеешь его, ни старшинством: там будут смотреть не на сан, а на любовь к добродетели: не на величавость, гордость и знатность, а на кротость и смирение. Ибо не в гордости и величии, но в уничижении нашем вспомнил нас Господь и избавил нас от врагов наших, говорит Пророк (Пс. 135; 23, 24). Весьма многие, здесь незнатные, там явятся знатными. А здесь славные и честные там будут в великом безчестии; благородные этого мира там окажутся отверженными, а худородные - принятыми; гордые и превозносящиеся - с бесами, а смиренные - с Господом. Там нет лицеприятия, как бывает здесь: там Господь каждого поставит в Своей праведной и верной мере.

Итак, гонись за смирением - и будешь возвышен Самим Господом. Насколько велик твой сан, настолько имей и смирения. Насколько люди почитают и славят тебя, настолько считай себя безчестным. Не превозносись какой-либо добродетелью, чтобы Бог не отвергнул тебя. Не думай, не говори: "Я сделал это, я сделал то", чтобы все твое добро не рассыпалось внезапно перед твоими же глазами. А если что сделал доброе, говори: "Не я, но благодать Господня со мной". Наше спасение - не столько в исправлении нашем, сколько в милости Христовой. Богу все приписывай, чтобы и Он во всем добром был тебе скорым помощником. Не желай старшинства и никакой чести на земле и не считай себя честным и достойным во всем, но лучше почитай себя хуже всех. Тогда будешь честен и достоин, когда признаешь себя малым, тогда только и будешь чем-нибудь, когда будешь считать себя за ничто. Господь показал тебе Свой образ смирения: Он смирил Себя, будучи послушлив даже до смерти, смерти же крестной. От смирения рождается послушание, от гордости же - пререкание и непокорство.

Нечем гордиться тебе, человек: ничего хорошего не имеешь ты сам по себе, ничего нет у тебя своего. Был ли ты когда прежде в этом мире? Не был. Знаешь ли, когда мать зачала тебя в утробе? Или ты своим промышлением родился? Постигаешь ли, к какому концу ты придешь? Если же всего этого не знаешь и не постигаешь, то зачем напрасно не в своем, а в Божием гордишься? Будь же смирен и благоразумен. Если люди приписывают тебе что доброе, относи все это к Богу, ибо от Него все, Он сотворил все. От тебя, без Божией помощи, может происходить не добро какое-нибудь, а всякое зло, так как ты в беззакониях зачат, и во грехе родила тебя мать твоя (Пс. 50; 7).Как ветви без корня не могут ничего производить от себя: так и ты ничего доброго не пожелаешь и не сделаешь без Божией благодати. Господь есть корень, а ты ветвь: дотоле можешь делать что-либо богоугодное, пока пребываешь с Богом, а когда от Бога отступишь, то попадешь во всякое зло. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе, так и вы, если не будете во Господе (Ин. 15; 4), ибо Сам Господь говорит: без Мене не можете творити ничесоже. Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его; если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж (Пс. 126; 1).

Старайся и трудись в добре, но на себя не полагайся, а молись Богу всегда и усердно ищи помощи Его. Если поможет тебе, дело совершится; если же нет - все рассыплется. Если бы что твое и представлялось добром, а Господу будет неприятно, то какая польза тебе? Если бы в твоем превозношении и захотел ты чем-нибудь похвалиться пред Господом, а Он не примет того, чем поможешь себе? Не скажет ли тебе, как в евангельской притче: друг! Я не обижаю тебя... возьми свое и пойди (Мф. 20:13, 14). Если ты почитаешь себя чем-нибудь, то ты пред Ним - ничто. Если ты признаешь себя разумным и на что-нибудь годным, то потому самому ты вовсе ни на что не годен. Если ты сознаешь себя чистым и праведным, то оттого пред Господом ты являешься еще окаяннее и грешнее всех людей. Мерзость пред Господом всякий надменный сердцем, говорит Соломон (Притч. 16; 5). Потому будь смирен, сознавай свою немощь. Помни, что все - Божье, а не наше, все от Бога, а не от тебя. Всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца светов, - говорит Апостол (Иак. 1; 17).Помни, что все - в милости Христовой, а не в твоей силе и власти. Знай, что без Божией помощи ты готов на всякое зло, что без Его благодати все твои исправления - словно паутинная сеть. Не будь же горд и самомнителен, чтобы не уподобиться бесу. Бес отпал от Бога тем, что себе все приписывал, а не Богу, сотворившему все. Потому и отпал от всего и лишился благодати Господней. Без смирения ты - ничто пред Богом. А во смирении возрастает и всякая добродетель.

Не высокомудрствуй о себе, не думай, что ты превзошел других своим умом и мудростью и можешь все обнять, но подумай, как велик мир и все концы земли, в которых находится несчетное множество достойных всякой славы и чести лиц, которых благодать Пресвятого Духа пречудно умудрила, которым ты не подражал, и которых ты даже не знаешь, и разумом постигнуть не можешь, какое безчисленное множество тысячами тысяч превосходит тебя. Бегущий думает, что бежит скорее всех; когда же присоединится к другим бегущим, тогда сознает свою немощь. Вот тебе мера смирения: когда будешь лучше всех, признавай себя хуже всей твари, всякого создания. Считай себя хуже всех, чтобы Господь признал тебя лучше всех. Что такое смирение? Смирение есть познание самого себя и самоуничижение. И праведно признавать себя ничем: ведь ты и сотворен из ничего. И не считай себя чем-либо, ибо нет у тебя ничего собственного, своего. Сотворены мы из ничего и не знаем, куда пойдем и как Господь устроит нас. По воле Господней мы рождены и потом обратимся в смрад, прах и пепел, а душа наша будет устроена, как знает Сам Господь, всех Творец и Зиждитель.

Пусть придут все земнородные, и пусть рассуждают все мудрецы и удивятся Божиим чудесам: как дивен Господь, как силен, как милостив и праведен в советах, паче всех сынов человеческих. Он создал человека, и от него ничего не требует, только разума правого и покаяния истинного, чтобы, познавая благодеяния Его, прилеплялся к Нему любовью и, сознавая себя ничем, всегда пребывал смиренным, за все благодарным и славословящим.

Из Творений святителя Димитрия, митрополита Ростовского

Христианин, помни всегда и носи всегда в сердце великие слова молитвы Господней: Отче наш, Иже ecu на Небесех. Помни, Кто наш Отец. Бог - Отец наш, Любовь наша. Кто мы? Мы - дети Его, а между собою братья. В какой любви между собою должны жить дети такого Отца? Аще чада Авраамля бысте были, дела Авраамля бысте творили (Ин. 8, 39). Какие же дела должны делать мы? Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя. Хлеб наш насущный даждъ нам днесь (хлеб наш [общее для всех], а не свой; самолюбие должно быть изгнано из сердец чад Божиих: мы - одно) и остави нам долги наша (хочешь и любишь, чтобы Бог прощал тебе грехи,- за обычай считай прощать грехи и людям, согрешающим против тебя; любовь долготер-пит и милосердствует [ср.: 1 Кор. 13, 4]). Не введи во искушение (и сам не вдавайся во искушение: не даждъ во смятение ноги твоея, ниже воздремлет хра-няй тя Господь, покров твой на руку десную твою [ср.: Пс. 120, 3, 5]). Но избави нас от лукаваго (сам не предавайся ему волею, и Господь не выдаст тебя ему). Яко Твое есть Царство (признавай единого Царя - Бога и Ему одному работай) и сила (кг. Его всемогущую силу уповай) и слава (о Его славе ревнуй всеми силами и всю жизнь). Аминь. Истинно все это.
Говоря: Отче наш, мы должны верить и помнить, что Отец Небесный никогда не забывает и не забудет нас, ибо какой даже земной добрый отец забывает и не печется о своих детях? Аз не забуду тебе, глаголет Господь (Ис. 49, 15). Усвой эти слова сердцу своему! Помни, что Отец Небесный постоянно окружает тебя любовию и попечением и не напрасно называется твоим Отцом.

Святой праведный Иоанн Кронштадтский

Заповеди Божий исполняй в точности!

К верному и точному исполнению закона Божия должно побуждать нас то, что закон Божий, по слову апостола Павла, свят, что каждая заповедь Божия, по слову того же апостола, свята и праведна и добра (Рим. 7; 12). И подлинно, может ли из уст Творца Премудрого, Преблагого и Святейшего выйти что-нибудь несовершенное и неважное, что-нибудь такое, что можно пренебречь, как ненужное и безполезное для нас? Нет, все глаголы Господни суть дух и жизнь (Ин. 6; 63), все они с высокой разумностью внушают нам то, что нужно для нашего блага в этой и будущей жизни. Если вы желаете более убедиться в этом, рассмотрите заповеди Божий, и вы, действительно, не найдете между ними ни одной такой, которая была бы излишня и безполезна, а, напротив, ясно увидите, что все они очень нужны и благотворны для нас. Вот, например, в двух первых заповедях Десятословия Господь повелевает нам, чтобы мы Его одного признавали за Бога и не поклонялись идолам; кто не видит, как необходимы сии заповеди для предохранения нас от пагубного многобожия и языческих заблуждений? Вот, в Пятой заповеди Господь приказывает нам чтить своих родителей, а под их именем внушает оказывать должное уважение и тем, кои, подобно им, пекутся о нас, как-то: Государю, начальникам и духовным пастырям; не явно ли, что сего требует благо семейное, церковное и общественное? Вот, в других заповедях Господь повелевает, чтобы мы не крали, не любодействовали, не посягали на жизнь, честь и достояние других: о, что было бы в мире, если бы не было сих заповедей и люди не исполняли их!.. Тогда люди, как лютые звери, терзали бы и поедали друг друга, тогда мир обратился бы в притон убийц и грабителей; тогда он сделался бы хуже Содома и Гоморры по разврату, и честным людям невозможно было бы жить в нем! Короче, каждая заповедь Божия весьма нужна и благотворна, потому что она внушает нам то, что полезно для нас и для других. А из сего видно, братия, что мы должны свято исполнять закон Божий не только из повиновения Творцу Законодателю, но и для собственного нашего блага, притом не временного только, но и вечного.
Мы должны тщательно исполнять закон Божий не для временного только, но и для вечного блага нашего, ибо правосудный Бог за исполнение его обещает нам в вечности великую награду, а за нарушение угрожает тяжким наказанием. Господь, - говорит апостол, - в день праведного Суда... воздаст каждому по делам его. Тогда будет скорбь и теснота всякой душе человека, делающего злое... слава и честь и мир всякому, делающему доброе (Рим. 2; 5-6, 9, 10). Чувствуете ли, братия, всю силу заключающегося в этих словах побуждения творить добро, исполнять закон Божий? Какой же благоразумный человек не поревнует исполнять теперь закон Божий, хотя бы это сопряжено было с некоторым трудом для него, чтобы потом вечно блаженствовать в славе и чести небесной, и кто будет так безрассуден, что решится ныне, ради временной греха сладости, преступать закон Божий, дабы потом вечно страдать за грехи свои в пламени геенском? Если между нами найдутся такие безрассудные, то они поистине достойны сожаления...

Митрополит Киевский Платон

Желаем ли мы на небо?

Вы, братья мои, по смерти своей желаете ли на небо, в Царство Небесное, где теперь Господь наш Иисус Христос? Конечно, скажете, желаем. Из чего же видно, что желаете? Кто чего желает, тот о том и думает, - а мы часто ли думаем о небе? Кто чего желает, тот о том и говорит, - а мы часто ли говорим о небе? Кто чего желает, тот для того и работает, трудится, - а мы для неба ли работаем, трудимся? Кто чего желает, тот всего больше о том и Бога просит, - но Царства ли Небесного всего больше просим мы у Бога, когда молимся? Вот и теперь ради Царства ли Небесного пришли мы в храм молитвы?
Ах, братья мои, по жизни нашей почти не видно, что мы желаем быть на небе. Чего же мы желаем? Где же по смерти мы будем? В жизни будущей только и есть два отделения, два места: небо и ад, Царство Небесное и тьма кромешная. Значит, кто не вознесется по смерти на небо, тот ниспадет в ад. Без всякого сомнения, мы не желаем быть в аду. Да избавит Господь Бог всех от места, уготованного диаволу и ангелам его.
Итак, чего же мы желаем? О чем заботимся, для чего трудимся, из-за чего безпокоимся? Сами не знаем. Да, наша жизнь иногда мало походит на жизнь созданий разумных; еще меньше она походит на жизнь учеников Христовых, Христовых последователей. Какие мы последователи Христа, если не стремимся туда, где теперь Он, Господь наш? Какие же мы разумные создания, когда не хотим даже подумать о том, где мы по смерти будем? - Так и подумать о своем спасении, пожелать себе спасения, а не то что достигнуть его, мы не можем, Господи, без Твоей нам помощи.
Христе Иисусе, вознесися на небо, вразуми меня Твоей благодатью, что я не ведаю сам, что творю, и хочу ли, или не хочу, спаси, направь меня на путь к Небесному Твоему Царствию! Аминь.

Смирись, гордый человек!

Нигде не найдешь ты покоя, человек, как только в смирении, и не испытаешь такого смущения, как в гордости. Если хочешь иметь покой и тишину, то будь смирен; а если не так, то в молве и смущении, в скорби и печали изнуришь жизнь свою и всегда будешь подвергаться падению. Пред всеми смиряйся - и будешь возвышен Господом. Мало пользы оттого, что станешь сам превозноситься, а не Бог возвысит тебя. Твое превозношение есть отпадение от Бога, а возвышение от Бога совершается Его благодатью. Сам себя ты не призвал к жизни и не знаешь, куда переселишься от этой временной жизни. Будь же смирен, чтобы с пророком всегда говорить: Господи! не надмевалосъ сердце мое и не возносились очи мои, и я не входил в великое и для меня недосягаемое (Пс. 130; 1). Как тебе превозноситься, когда без Божией помощи ничего не можешь сам сделать доброго? Так смиряйся, как смиренным Бог сотворил тебя. Бог сотворил тебя смиренным, а ты превозносишься! Бог попустил, чтобы без Него не мог ты ничего сделать доброго, а ты себе все приписываешь и превозносишься собою! Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил? (1 Кор. 4; 7), - говорит апостол.
Нечем гордиться тебе, человек: ничего хорошего не имеешь ты сам по себе, ничего нет у тебя своего. Был ли ты когда прежде в этом мире? Не был. Знаешь ли, когда мать зачала тебя в утробе? Или ты своим промышлением родился? Постигаешь ли, к какому концу ты придешь? Если же всего этого не знаешь и не постигаешь, то зачем напрасно не в своем, а в Божием гордишься? Если люди приписывают тебе что-то доброе, относи все это к Богу, ибо от Него все, Он сотворил все. Как ветви без корня не могут ничего производить от себя, так и ты ничего доброго не пожелаешь и не сделаешь без Божией благодати. Господь есть корень, а ты - ветвь: дотоле можешь делать что-либо богоугодное, пока пребываешь с Богом, а когда от Бога отступишь, то попадешь во всякое зло.
Старайся и трудись в добре, но на себя не полагайся, а молись Богу всегда и усердно ищи помощи Его. Если поможет тебе, дело совершится; если же нет - все рассыплется. Если бы что твое и представлялось добром, а Господу будет неприятно, то какая польза тебе?
Не высокомудрствуй о себе, не думай, что ты превзошел других своим умом и мудростью и можешь все обнять. Считай себя хуже всех, чтобы Господь признал тебя лучше всех. Что такое смирение? Смирение есть познание самого себя и самоуничижение. И праведно признавать себя ничем: ведь ты и сотворен из ничего. И не считай себя чем-либо, ибо нет у тебя ничего собственного, своего. Сотворены мы из ничего и не знаем, куда пойдем, и как Господь устроит нас. По воле Господней мы рождены и потом обратимся в смрад, прах и пепел, а душа наша будет устроена, как знает Сам Господь, всех Творец и Зиждитель.

Святитель Димитрий Ростовский

Священники - служители у престола Божия

Великое лицо - иерей, служитель у престола Божия. Кто оскорбляет его, тот оскорбляет Духа Святаго, живущего в нем.
Всегда надо помнить, что духовник совершает служение свое в Духе Святом, и потому должно благоговеть пред ним. Верьте, братья, что, если кому случится умирать при духовнике, скажет умирающий духовнику: "Отче святый, благослови меня видеть Господа в Царстве Небесном", - и скажет духовник: "Иди, чадо, и зри Бога", - то будет ему по благословению духовника, потому что Дух Святый и на Небе, и на земле Тот же.
Господь дал Церкви Святой пастырей, и они служат в образе Христа, и им дана власть прощать грехи Духом Святым.
Через духовника в Таинстве действует Дух Святый, и потому, когда выйдешь от духовника, душа чувствует свое обновление миром и любовью к ближнему, а если ты уходишь от духовника смущенный, то значит нечисто исповедался, и сам не простил брату своему от души согрешений его.
Там, где нет со стороны ученика никакого сопротивления учителю, душа последнего, в ответ на веру и смирение, открывается легко и, быть может, до конца. Но как только вступает хотя бы малое сопротивление духовному отцу, так неизбежно прерывается нить чистого предания, и закрывается душа учителя.

Л. И. Синицкой

15/28-II-46

Милость Божия буди с Вами, родная моя Людмила Ивановна!

Я и батюшка сердечно приветствуем Вас с наступающей святой Четыредесятницей. Молитвенно желаем провести ее как должно и, постясь телесно, обильно насыщаться роскошных яств от богатой трапезы, которую предлагает нам Святая в Триодионе, - в особенности же вкусить источника бессмертного.

Ваше письмецо получил накануне Весьма рад ему и глубоко благодарен Вам. Простите, что не ускорил [с] ответом.

Как здоровье Вашего внучка? Мы ежедневно вспоминаем его. Господь утешает нас возможностью ежедневно вечером совершать вечерню, утром часы, утреню правим «по келиям», «на ложах умиляясь», или, вернее, - ленясь. В праздники правим и утреню.

У нас есть иерейский молитвослов и избранные песнопения. Благодарим Бога и за это, но скучаем, не имея большего.

Бытовые условия у нас удовлетворительны. Холодновато только, особенно когда ветреная погода, а дров последнее время почти нет. На наше счастье, зима сравнительно теплая, в феврале были оттепели. Не так часты стали ветры.

Здоровье мое хорошо, работа не обременяет. Досадно только, что много времени занимает забота о желудке. Но, видно, это для смирения. Не возносись, гордый человек, нечем тебе гордиться, когда ради чрева ты готов оставить все другое.

Я очень люблю наше богослужение, наши дивные песнопения и молитвословия и давно мечтаю о собрании воедино всех отдельно издававшихся и остающихся в рукописях служб и чинопоследований, об их исправлении, дополнении, переконструировании в целях приближения их к пониманию современных богомольцев и облегчения возможности пользования ими для современных совершителей богослужения.

И вот возомнил я о себе, что я один из немногих остающихся теперь знатоков Устава и церковных книг (хотя для себя я хорошо знаю, что я «знаток»-то знаток, да только «знаток» в кавычках). Я с беспокойством стал думать, что если в ближайшее время я не получу возможности осуществить мои предположения, хотя бы начать это дело, - оно совсем не начнется, а уже собранное и сделанное мной погибнет, между тем как мне кажется, оно очень нужно и полезно для Церкви Божией. Поэтому я написал Патриарху.

Трижды посылал я написанное, - два раза написанное пропало в дороге, в третий раз черновичок дошел, и копия с него представлена по назначению. Прошло 9 месяцев с отправки первого письма и пять с представления копии, и до сих пор нет никакого движения, только близкие к П[атриарху] А[лексию] люди настойчиво советуют написать еще.

А я в происшедшей затяжке усматриваю указание, что не пришло еще время, нет еще воли Божией на исполнение моих замыслов. Смирись, гордый человек. Поэтому я решил воздержаться пока от каких-либо новых шагов. Когда придет время, и мои предположения окажутся нужными, Господь Сам направит и устроит.

Батюшка чувствует себя более или менее удовлетворительно, но старческие и застарелые болезни не поддаются лечению, да и какое может быть лечение в наших условиях. Он пока совсем не работает. Но у него большая скорбь. Очень серьезно заболела его главнаязаботница Варвара Владимировна, что при ее истощенном организме очень опасно. Помолитесь о ней.

Господь да хранит Вас и всю Вашу семью, особенно бабушкина любимца. На всех призываю благословение.

С любовью богомолец Ваш е[пископ] А[фанасий]

*В издательстве ПСТГУ вышла книга “Какое великое утешение – вера наша!.. Избранные письма святителя Афанасия Исповедника, епископа Ковровского”.

Издание посвящено наследию , одного из самых известных и авторитетных святителей-исповедников Русской Церкви. Сборник включает в себя жизнеописание владыки Афанасия, его знаменитую автобиографическую хронику «Этапы и даты моей жизни» и 126 избранных писем из обширного эпистолярного наследия Владыки (при этом исправлены текстологические ошибки предыдущих публикаций писем святителя Афанасия).

В подборку, хронологически охватывающую почти 40 лет (с 1923 по 1960 г.), вошли письма наиболее важные как в историческом, так и в духовном отношении. Обладающий необыкновенным даром утешения, любвеобильный и заботливый пастырь, владыка Афанасий и в самых тяжелых условиях заключения и ссылок поднимал дух своих чад, наставлял и исцелял душевные раны. Эти письма представляют собой один из самых впечатляющих документов, свидетельствующих об исповедническом «даже до смерти» пастырском служении русского иерарха в годы гонений.

Все это, конечно, фантастично, но «гордый-то человек» реален и метко схвачен. В первый раз схвачен он у нас Пушкиным, и это надо запомнить. Именно, именно, чуть не по нем, и он злобно растерзает и казнит за свою обиду или, что даже удобнее, вспомнив о принадлежности своей к одному из четырнадцати классов, сам возопиет, может быть (ибо случалось и это), к закону, терзающему и казнящему, и призовет его, только бы отомщена была личная обида его. Нет, эта гениальная поэма не подражание! Тут уже подсказывается русское решение вопроса, «проклятого вопроса», по народной вере и правде: «Смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость. Смирись, праздный человек, и прежде всего потрудись на родной ниве», вот это решение по народной правде и народному разуму. «Не вне тебя правда, а в тебе самом; найди себя в себе, подчини себя себе, овладей собой – и узришь правду. Не в вещах эта правда, не вне тебя и не за морем где-нибудь, а прежде всего в твоем собственном труде над собою. Победишь себя, усмиришь себя – и станешь свободен как никогда и не воображал себе, и начнешь великое дело, и других свободными сделаешь, и узришь счастье, ибо наполнится жизнь твоя, и поймешь наконец народ свой и святую правду его. Не у цыган и нигде мировая гармония, если ты первый сам ее недостоин, злобен и горд и требуешь жизни даром, даже и не предполагая, что за нее надобно заплатить». Это решение вопроса в поэме Пушкина уже сильно подсказано. Еще яснее выражено оно в «Евгении Онегине», поэме уже не фантастической, но осязательно реальной, в которой воплощена настоящая русская жизнь с такою творческою силой и с такою законченностию, какой и не бывало до Пушкина, да и после его, пожалуй.

Онегин приезжает из Петербурга – непременно из Петербурга, это несомненно необходимо было в поэме, и Пушкин не мог упустить такой крупной реальной черты в биографии своего героя. Повторяю опять, это тот же Алеко, особенно потом, когда он восклицает в тоске:

Зачем, как тульский заседатель,

Я не лежу в параличе?

Но теперь, в начале поэмы он пока еще наполовину фат и светский человек, и слишком еще мало жил, чтоб успеть вполне разочароваться в жизни. Но и его уже начинает посещать и беспокоить

Бес благородный скуки тайной.

В глуши, в сердце своей родины, он, конечно, не у себя, он не дома. Он не знает, что ему тут делать, и чувствует себя как бы у себя же в гостях. Впоследствии, когда он скитается в тоске по родной земле и по землям иностранным, он, как человек бесспорно умный и бесспорно искренний, еще более чувствует себя и у чужих себе самому чужим. Правда, и он любит родную землю, но ей не доверяет. Конечно, слыхал и об родных идеалах, но им не верит. Верит лишь в полную невозможность какой бы то ни было работы на родной ниве, а на верующих в эту возможность, – и тогда, как и теперь, немногих, – смотрит с грустною насмешкой. Ленского он убил просто от хандры, почем знать, может быть, от хандры по мировому идеалу, – это слишком по-нашему, это вероятно. Не такова Татьяна: это тип твердый, стоящий твердо на своей почве. Она глубже Онегина и, конечно, умнее его. Она уже одним благородным инстинктом своим предчувствует, где и в чем правда, что и выразилось в финале поэмы. Может быть, Пушкин даже лучше бы сделал, если бы назвал свою поэму именем Татьяны, а не Онегина, ибо бесспорно она главная героиня поэмы. Это положительный тип, а не отрицательный, это тип положительной красоты, это апофеоза русской женщины, и ей предназначил поэт высказать мысль поэмы в знаменитой сцене последней встречи Татьяны с Онегиным. Можно даже сказать, что такой красоты положительный тип русской женщины почти уже и не повторялся в нашей художественной литературе – кроме разве образа Лизы в «Дворянском гнезде» Тургенева. Но манера глядеть свысока сделала то, что Онегин совсем даже не узнал Татьяну, когда встретил ее в первый раз, в глуши, в скромном образе чистой, невинной девушки, так оробевшей пред ним с первого разу. Он не сумел отличить в бедной девочке законченности и совершенства и действительно, может быть, принял ее за «нравственный эмбрион». Это она-то эмбрион, это после письма-то ее к Онегину! Если есть кто нравственный эмбрион в поэме, так это, конечно, он сам, Онегин, и это бесспорно. Да и совсем не мог он узнать ее: разве он знает душу человеческую? Это отвлеченный человек, это беспокойный мечтатель во всю его жизнь. Не узнал он ее и потом, в Петербурге, в образе знатной дамы, когда, по его же словам, в письме к Татьяне, «постигал душой все ее совершенства». Но это только слова: она прошла в его жизни мимо него не узнанная и не оцененная им; в том и трагедия их романа. О, если бы тогда, в деревне, при первой встрече с нею, прибыл туда же из Англии Чайльд-Гарольд или даже, как-нибудь, сам лорд Байрон и, заметив ее робкую, скромную прелесть, указал бы ему на нее, – о, Онегин тотчас же был бы поражен и удивлен, ибо в этих мировых страдальцах так много подчас лакейства духовного! Но этого не случилось, и искатель мировой гармонии, прочтя ей проповедь и поступив все-таки очень честно, отправился с мировою тоской своею и с пролитою в глупенькой злости кровью на руках своих скитаться по родине, не примечая ее, и, кипя здоровьем и силою, восклицать с проклятиями:

Я молод, жизнь во мне крепка,

Чего мне ждать, тоска, тоска!

Это поняла Татьяна. В бессмертных строфах романа поэт изобразил ее посетившею дом этого столь чудного и загадочного еще для нее человека. Я уже не говорю о художественности, недосягаемой красоте и глубине этих строф. Вот она в его кабинете, она разглядывает его книги, вещи, предметы, старается угадать по ним душу его, разгадать свою загадку, и «нравственный эмбрион» останавливается наконец в раздумье, со странною улыбкой, с предчувствием разрешения загадки, и губы ее тихо шепчут:

Уж не пародия ли он?

Да, она должна была прошептать это, она разгадала. В Петербурге, потом, спустя долго, при новой встрече их, она уже совершенно его знает. Кстати, кто сказал, что светская, придворная жизнь тлетворно коснулась ее души и что именно сан светской дамы и новые светские понятия были отчасти причиной отказа ее Онегину? Нет, это не так было. Нет, это та же Таня, та же прежняя деревенская Таня! Она не испорчена, она, напротив, удручена этою пышною петербургскою жизнью, надломлена и страдает; она ненавидит свой сан светской дамы, и кто судит о ней иначе, тот совсем не понимает того, что хотел сказать Пушкин. И вот она твердо говорит Онегину:

Но я другому отдана

И буду век ему верна.

Высказала она это именно как русская женщина, в этом ее апофеоза. Она высказывает правду поэмы. О, я ни слова не скажу про ее религиозные убеждения, про взгляд на таинство брака – нет, этого я не коснусь. Но что же: потому ли она отказалась идти за ним, несмотря на то, что сама же сказала ему: «Я вас люблю», потому ли, что она, «как русская женщина» (а не южная или не французская какая-нибудь), не способна на смелый шаг, не в силах порвать свои путы, не в силах пожертвовать обаянием честей, богатства, светского своего значения, условиями добродетели? Нет, русская женщина смела. Русская женщина смело пойдет за тем, во что поверит, и она доказала это. Но она «другому отдана и будет век ему верна». Кому же, чему же верна? Каким это обязанностям? Этому-то старику генералу, которого она не может же любить, потому что любит Онегина, и за которого вышла потому только, что ее «с слезами заклинаний молила мать», а в обиженной, израненной душе ее было тогда лишь отчаяние и никакой надежды, никакого просвета? Да, верна этому генералу, ее мужу, честному человеку, ее любящему, ее уважающему и ею гордящемуся. Пусть ее «молила мать», но ведь она, а не кто другая, дала согласие, она ведь, она сама поклялась ему быть честною женой его. Пусть она вышла за него с отчаяния, но теперь он ее муж, и измена ее покроет его позором, стыдом и убьет его. А разве может человек основать свое счастье на несчастье другого? Счастье не в одних только наслаждениях любви, а и в высшей гармонии духа. Чем успокоить дух, если назади стоит нечестный, безжалостный, бесчеловечный поступок? Ей бежать из-за того только, что тут мое счастье? Но какое же может быть счастье, если оно основано на чужом несчастии? Позвольте, представьте, что вы сами возводите здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой. И вот представьте себе тоже, что для этого необходимо и неминуемо надо замучить всего только лишь одно человеческое существо, мало того – пусть даже не столь достойное, смешное даже на иной взгляд существо, не Шекспира какого-нибудь, а просто честного старика, мужа молодой жены, в любовь которой он верит слепо, хотя сердца ее не знает вовсе, уважает ее, гордится ею, счастлив ею и покоен. И вот только его надо опозорить, обесчестить и замучить и на слезах этого обесчещенного старика возвести ваше здание! Согласитесь ли вы быть архитектором такого здания на этом условии? Вот вопрос. И можете ли вы допустить хоть на минуту идею, что люди, для которых вы строили это здание, согласились бы сами принять от вас такое счастие, если в фундаменте его заложено страдание, положим, хоть и ничтожного существа, но безжалостно и несправедливо замученного, и, приняв это счастие, остаться навеки счастливыми? Скажите, могла ли решить иначе Татьяна, с ее высокою душой, с ее сердцем, столь пострадавшим? Нет; чистая русская душа решает вот как: «Пусть, пусть я одна лишусь счастия, пусть мое несчастье безмерно сильнее, чем несчастье этого старика, пусть, наконец, никто и никогда, а этот старик тоже, не узнают моей жертвы и не оценят ее, но не хочу быть счастливою, загубив другого!» Тут трагедия, она и совершается, и перейти предела нельзя, уже поздно, и вот Татьяна отсылает Онегина. Скажут: да ведь несчастен же и Онегин; одного спасла, а другого погубила! Позвольте, тут другой вопрос, и даже, может быть, самый важный в поэме. Кстати, вопрос: почему Татьяна не пошла с Онегиным, имеет у нас, по крайней мере в литературе нашей, своего рода историю весьма характерную, а потому я и позволил себе так об этом вопросе распространиться. И всего характернее, что нравственное разрешение этого вопроса столь долго подвергалось у нас сомнению. Я вот как думаю: если бы Татьяна даже стала свободною, если б умер ее старый муж и она овдовела, то и тогда бы она не пошла за Онегиным. Надобно же понимать всю суть этого характера! Ведь она же видит, кто он такой: вечный скиталец увидал вдруг женщину, которою прежде пренебрег, в новой блестящей недосягаемой обстановке, – да ведь в этой обстановке-то, пожалуй, и вся суть дела. Ведь этой девочке, которую он чуть не презирал, теперь поклоняется свет – свет, этот страшный авторитет для Онегина, несмотря на все его мировые стремления, – вот ведь, вот почему он бросается к ней ослепленный! Вот мой идеал, восклицает он, вот мое спасение, вот исход тоски моей, я проглядел его, а «счастье было так возможно, так близко!». И как прежде Алеко к Земфире, так и он устремляется к Татьяне, ища в новой причудливой фантазии всех своих разрешений. Да разве этого не видит в нем Татьяна, да разве она не разглядела его уже давно? Ведь она твердо знает, что он в сущности любит только свою новую фантазию, а не ее, смиренную, как и прежде, Татьяну! Она знает, что он принимает ее за что-то другое, а не за то, что она есть, что не ее даже он и любит, что, может быть, он и никого не любит, да и не способен даже кого-нибудь любить, несмотря на то, что так мучительно страдает! Любит фантазию, да ведь он и сам фантазия. Ведь если она пойдет за ним, то он завтра же разочаруется и взглянет на свое увлечение насмешливо. У него никакой почвы, это былинка, носимая ветром. Не такова она вовсе: у ней и в отчаянии и в страдальческом сознании, что погибла ее жизнь, все-таки есть нечто твердое и незыблемое, на что опирается ее душа. Это ее воспоминания детства, воспоминания родины, деревенской глуши, в которой началась ее смиренная, чистая жизнь, – это «крест и тень ветвей над могилой ее бедной няни». О, эти воспоминания и прежние образы ей теперь всего драгоценнее, эти образы одни только и остались ей, но они-то и спасают ее душу от окончательного отчаяния. И этого немало, нет, тут уже многое, потому что тут целое основание, тут нечто незыблемое и неразрушимое. Тут соприкосновение с родиной, с родным народом, с его святынею. А у него что есть и кто он такой? Не идти же ей за ним из сострадания, чтобы только потешить его, чтобы хоть на время из бесконечной любовной жалости подарить ему призрак счастья, твердо зная наперед, что он завтра же посмотрит на это счастье свое насмешливо. Нет, есть глубокие и твердые души, которые не могут сознательно отдать святыню свою на позор, хотя бы и из бесконечного сострадания. Нет, Татьяна не могла пойти за Онегиным.

Прот. Григорий Дьяченко.

Полный годичный круг кратких поучений, составленных на каждый день года. Месяц октябрь. Тринадцатый день.

Поуч. 3-ое. Препод. Никола Святоша. Смирись, гордый человек!

[Полный годичный круг кратких поучений, составленных на каждый день года. Составил свящ. Григорий Дьяченко. В 2-х томах: Том второй. (375 поучений). 2-ое издание. М., 1897] I. Въ день преподобнаго Николы Святоши, нѣкогда славнаго и богатаго русскаго князя, а по принятіи монашества въ Кіево-Печерской обители въ 1106 году смиреннаго инока, служившаго то привратникомъ, то простымъ работникомъ, съ горячею любовію и великою радостію исполнявшаго всѣ самыя черныя работы въ монастырѣ, весьма прилично будетъ предложить вашей любви, братія мои, слѣдующее поученіе святителя Димитрія ростовскаго о смиреніи.

II. «Нигдѣ не найдешь ты покоя, человѣкъ, какъ только въ смиреніи, и не испытаешь такого смущенія, какъ въ гордости. Если хочешь имѣть покой и тишину, но будь смиренъ; а если не такъ, то въ молвѣ и смущеніи, въ скорби и печали изнуришь жизнь свою и всегда будешь подвергаться паденію. Предъ всѣми смиряйся, и будешь возвышенъ Господомъ. Мало пользы отъ этого, что станешь самъ превозноситься, а не Богъ возвыситъ тебя. Твое превозношеніе есть отпаденіе отъ Бога, а возвышеніе отъ Бога совершается Его благодатію. Если ты станешь самъ возноситься, Богъ унизитъ тебя; а будешь смиряться — Богъ возвыситъ тебя. Но и при такомъ возвышеніи будь однако-же смиренъ, и Господь возвыситъ тебя на всю вѣчность. Смиритесь предъ Господомъ и вознесетъ васъ, говоритъ апостолъ» (Іак. 4, 10).

«Помни образъ смиренія: плоть твою ты получилъ изъ земли, и въ землю отойдешь опять. Самъ себя ты не призвалъ къ жизни, и не знаешь, куда переселишься отъ этой временной жизни. Будь же смиренъ, чтобы съ пророкомъ всегда говорить: Господи, не надмевалось сердце мое, и не возносились очи мои, и я не входилъ въ великое и для меня недосягаемое (Пс. 130, 1). И еще: я червь, а не человѣкъ, поношеніе у людей и презрѣніе въ народѣ».

«Какъ тебѣ не смиряться, когда ничего не имѣешь отъ себя самого? Какъ тебѣ превозноситься, когда безъ Божіей помощи ничего не можешь самъ собою сдѣлать добраго? Такъ смиряйся, какъ смиреннымъ Богъ сотворилъ тебя. Богъ сотворилъ тебя смиреннымъ, а ты превозносишъся! Богъ попустиль, чтобы безъ Него не могъ ты ничего сдѣлать добраго, а ты себѣ все приписываешь и превозносишься собою! Что ты имѣешь, чего бы не получилъ? А если получилъ, что хвалишься, какъ будто не получилъ? говоритъ апостолъ (1 Кор. 4, 7). — Смиренно думай, смиренно мудрствуй, смиренно дѣлай все, чтобы не спотыкаться на всякомъ пути. Помни, откуда взялись у тебя тѣло и душа, Кто сотворилъ ихъ и куда пойдутъ опять, и про себя сознавай, что ты весь — прахъ... Вникни въ себя и познай, что все въ тебѣ суетно. Кромѣ Господней благодати ты — ничего, словно трость пустая, древо безплодное, трава сухая, годная только на сожженіе, сосудъ грѣховный, пространное вмѣстилище для всѣхъ скверныхъ и беззаконныхъ страстей. Ничего не имѣешь самъ по себѣ добраго, ничего богоугоднаго, только грѣхъ и преступленіе. Не можешь ни одного волоса сдѣлать бѣлымъ или чернымъ» (Мѳ. 5, 36).

«Не возносись саномъ, если имѣешь его, ни старшинствомъ: тамъ будутъ смотрѣть не на санъ, а на любовь къ добродѣтели; не на величавость и гордость и знатность, а на кротость и смиреніе. Ибо не въ гордости и величіи, но въ уничиженіи нашемъ вспомнилъ насъ Господь и избавилъ насъ отъ враговъ нашихъ, говоритъ пророкъ (Пс. 135, 23, 24). Весьма многіе, здѣсь безславные, тамъ окажутся славными, здѣсь незнатные, тамъ явятся знатными. А здѣсь славные и честные тамъ будутъ въ великомъ безчестіи; благородные этого міра тамъ окажутся отверженными, а худородные принятыми; гордые и превозносящіеся съ бѣсами, а смиренные съ Господомъ. Тамъ нѣтъ лицепріятія, какъ бываетъ здѣсь: тамъ Господь каждаго поставитъ въ Своей праведной и вѣрной мѣрѣ. Итакъ, гонись за смиреніемъ и будешь возвышенъ Самимъ Господомъ. — На сколько великъ твой санъ, на столько имѣй и смиренія. На сколько люди почитаютъ и славятъ тебя, на столько считай себя безчестнымъ».

«Не превозносись какою-либо добродѣтелью, чтобы Богъ не отвергнулъ тебя. Не думай, не говори: «я сдѣлалъ это, я сдѣлалъ то», чтобы все твое добро не разсыпалось внезапно предъ твоими же глазами. А если что сдѣлалъ доброе, говори: «не я, но благодать Господня со мною». Наше спасеніе не столько въ исправленіи нашемъ, сколько въ милости Христовой. Богу все приписуй, дабы и Онъ во всемъ добромъ былъ тебѣ скорымъ помощникомъ».

«Не желай старшинства и никакой чести на землѣ, и не считай себя честнымъ и достойнымъ во всемъ, но лучше почитай себя хуже всѣхъ. Тогда будешь честенъ и достоинъ, когда признаешь себя малымъ; тогда только и будешь чѣмъ-нибудь, когда будешь считать себя за ничто. Господь показалъ тебѣ Свой образъ смиренія: Онъ смирилъ Себя, будучи послушливъ даже до смерти, смерти же крестной. Отъ смиренія раждается послушаніе, отъ гордости же пререканіе и непокорство».

«Нечѣмъ гордиться тебѣ, человѣкъ: ничего хорошаго не имѣешь ты самъ по себѣ, ничего нѣтъ у тебя своего. Былъ ли ты когда прежде въ этомъ мірѣ? Не былъ. Знаешь ли, когда мать зачала тебя въ утробѣ? Или ты своимъ промышленіемъ родился? Постигаешь ли, къ какому концу ты прійдешь? Если же всего этого не знаешь и не постигаешъ, то зачѣмъ напрасно не въ своемъ, а въ Божьемъ гордишься? Будь же смиренъ и благоразуменъ. Если люди приписываютъ тебѣ что доброе, относи все это къ Богу, ибо отъ Него все, Онъ сотворилъ все. Отъ тебя, безъ Божіей помощи, можетъ происходить не добро какое нибудь, а всякое зло, такъ какъ ты въ беззаконіяхъ зачатъ, и во грѣхѣ родила тебя мать твоя (Пс. 50, 7). Какъ вѣтви безъ корня не могутъ ничего производить отъ себя: такъ и ты ничего добраго не пожелаешь и не сдѣлаешь безъ Божіей благодати. Господь есть корень, а ты вѣтвь: дотолѣ можешь дѣлать что-либо богоугодное, пока пребываешь съ Богомъ, а когда отъ Бога отступишь, то попадешь во всякое зло. Какъ вѣтвь не можетъ приносить плода сама собою, если не будетъ на лозѣ: такъ и мы, если не пребудемъ въ Господѣ (Іоан. 5, 4), ибо Самъ Господь говоритъ: безъ Мене не можете творити ничесоже. — Если Господь не созиждетъ дома, то напрасно трудятся строющіе его: если Господь не охранитъ города, то напрасно бодрствуетъ стражъ» (Пс. 126, 1).

«Старайся и трудись въ добрѣ, но на себя не полагайся, а молись Богу всегда и усердно ищи помощи Его. Если поможетъ тебѣ, дѣло совершится; еслиже нѣтъ — все разсыплется. Если бы что твое и представлялось добромъ, а Господу будетъ непріятно, то какая польза тебѣ? Если бы въ твоемъ превозношеніи и захотѣлъ ты чѣмъ нибудь похвалиться предъ Господомъ, а Онъ не пріиметъ того: чѣмъ поможешь себѣ? Не скажетъ ли тебѣ какъ въ евангельской притчѣ: другь, не обижаю тебя... возьми свое и иди (Мѳ. 20, 13, 14). Если ты почитаешь себя чѣмъ нибудь, то ты — предъ Нимъ ничто. Если ты признаешь себя разумнымъ и на что нибудь годнымъ, то потому самому ты вовсе ни на что непотребенъ. Если ты сознаешь себя чистымъ и праведнымъ, то оттого предъ Господомъ ты являешься еще окаяннѣе и грѣшнѣе всѣхъ людей. Мерзость предъ Господомъ всякій надменный сердцемъ, говоритъ Соломонъ (Притч. 16, 15). Потому будь смиренъ, сознавай свою немощь. Помни, что все Божіе, а не наше, все отъ Бога, а не отъ тебя. Всякое даяніе благо и всякій даръ совершенный нисходитъ свыше, отъ Отца свѣтовъ, говоритъ апостолъ (Іак. I, 17). Помни, что все въ милости Христовой, а не въ твоей силѣ и власти. Знай, что безъ Божіей помощи ты готовъ на всякое зло; что безъ Его благодати всѣ твои исправленія словно паутинная сѣть».

«Не будь же гордъ и самомнителенъ, что-бы не уподобиться бѣсу. Бѣсъ отпалъ отъ Бога тѣмъ, что себѣ все приписывалъ, а не Богу, сотворившему все. Потому и отпалъ отъ всего и лишился благодати Господней. Безъ смиренія ты — ничто предъ Богомъ. А во смиреніи возрастаетъ и всякая добродѣтель. Не высоко мудрствуй о себѣ, не думай, что ты превзошелъ другихъ твоимъ умомъ и мудростію, и можешь все обнять; но подумай, какъ великъ міръ и всѣ концы земли, въ которыхъ находится несчетное множество достойныхъ всякой славы и чести лицъ, которыхъ благодать Пресвятаго Духа пречудно умудрила, которымъ ты не подражалъ, и которыхъ ты даже не знаешь, и разумомъ постигнуть не можешь, какое безчисленное множество тысячами тысячъ превосходитъ тебя. Бѣгущій думаетъ, что бѣжитъ скорѣе всѣхъ; когда же присоединится къ другимъ бѣгущимъ, тогда сознаетъ свою немощь. Вотъ тебѣ мѣра смиренія: когда будешь лучше всѣхъ, признавай себя хуже всей твари, всякаго созданія. Считай себя хуже всѣхъ, чтобы Господь призналъ тебя лучше всѣхъ».

«Что такое смиреніе? Смиреніе есть познаніе самого себя и самоуничиженіе. И праведно признавать себя ничѣмъ: вѣдь ты и сотворенъ изъ ничего. И не считай себя чѣмъ либо, ибо нѣтъ у тебя ничего собственнаго, своего. Сотворены мы изъ ничего, и не знаемъ, куда пойдемъ, и какъ Господь устроитъ насъ. По волѣ Господней мы рождены, и потомъ обратимся въ смрадъ, прахъ и пепелъ, а душа наша будетъ устроена, какъ знаетъ Самъ Господь, всѣхъ Творецъ и Зиждитель». (Изъ Твор. св. Димитрія ростовскаго).

III Братіе мои возлюбленные! Напечатлѣемъ въ сердцахъ нашихъ эти святыя и душеспасительныя слова нашего святителя и великаго учителя нашей церкви св. Димитрія ростовскаго. Присоединимъ къ нимъ только слѣд. слова евангелія, гдѣ I. Христосъ говоритъ: пріидите ко мнѣ вси труждающіися и обремененніи, и Азъ упокою вы. Возьмите иго Мое (но не иго гордости и возношенія) на себе, и научитеся отъ Мене, яко кротокъ есмь и смиренъ сердцемъ, и обрящете покой душамъ вашимъ (Мѳ. 11, 28, 29). (Сост. Г. Д-ко по Твор. св. Димитрія ростовск.).

Источникъ: Полный годичный кругъ краткихъ поученій, составленныхъ на каждый день года примѣнительно къ житіямъ святыхъ, праздникамъ и др. священ. событіямъ, воспоминаемымъ Церковію, и приспособленныхъ къ живому проповѣдническому слову (импровизаціи). Составилъ по лучшимъ проповѣдническимъ образцамъ Священникъ Григорій Дьяченко. Въ двухъ томахъ: Томъ второй. Второе полугодіе. (375 поученій). — Второе пересмотрѣнное и значительно дополненное изданіе. — М.: Изданіе книгопродавца А. Д. Ступина, 1897. — С. 407-409.