Сочинение дуэль печорина и грушницкого анализ эпизода сцены. Сочинение дуэль печорина и грушницкого анализ эпизода сцены Что определяет поведение грушницкого перед дуэлью

Михаил Юрьевич Лермонтов – один из немногих писателей в мировой литературе, чьи проза и стихотворения одинаково совершенны. В последние годы жизни Лермонтов создает свой удивительно глубокий роман «Герой нашего времени» (1838 – 1841). Это произведение можно назвать образцом социально-психологической прозы. Через образ главного героя романа Григория Александровича Печорина автор передает мысли, чувства, искания людей 30-х годов 19 века.

Основные черты характера Печорина – «страсть к противоречиям» и раздвоенность личности. В жизни герой противоречив и непредсказуем. Кроме того, он очень эгоистичен. Часто кажется, что Печорин живет только ради того, чтобы развлечься, потешить себя. Страшно то, что поводом для его развлечений становятся окружающие героя люди. Однако Григорий Александрович не всегда ведет себя как злодей.

В.Г. Белинский говорил, что «трагическое» заключается «в столкновении естественного веления сердца» с долгом, в «проистекающей из того борьбе, победе или падении». Подтверждением его слов является одна из самых важных сцен в романе – сцена дуэли Печорина с Грушницким.

В Грушницком Григорий Александрович хочет найти что-то хорошее, хочет помочь ему разобраться в себе, стать нормальным человеком. Мы понимаем и не осуждаем Печорина, когда он перед дуэлью говорит, что хочет дать себе моральное право не щадить Грушницкого. Печорин предоставляет этому герою свободу выбора и пытается подтолкнуть его к верному решению.

Григорий Александрович решает рискнуть своей жизнью ради одного психологического эксперимента, ради пробуждения в Грушницком лучших чувств и качеств. Пропасть, на краю которой стоит новоявленный офицер, – пропасть в буквальном и переносном смысле. Грушницкий падает в нее под тяжестью собственной злобы и ненависти. Как же проходил этот психологический эксперимент?

Грушницкий вместе с драгунским капитаном задумали «проучить» Печорина за то, что тот начал ухаживать за княжной Мери. План их был довольно прост: на дуэли зарядить только пистолет Грушницкого.
Грушницкий хотел напугать Печорина и унизить его. Но только ли это? Ведь могло случиться так, что он попал бы в Печорина. Получается, что Грушницкий задумал практически убийство ни в чем не повинного человека. Законы чести для этого «офицера» оказались неписаны.

Печорин случайно узнает о заговоре, но решает не отказываться от дуэли. Лермонтов пишет, что «во взгляде Грушницкого было какое-то беспокойство, изобличавшее внутреннюю борьбу». К сожалению, эта борьба в душе героя закончилась победой низости и подлости.

Однако Печорин не сразу решается идти на дуэль с заряженным пистолетом. Григорий Александрович не один раз должен был убедиться в том, что подлость в Грушницком неискоренима, прежде чем он решился на возмездие. Но Грушницкий не воспользовался ни одной из данных ему возможностей на примирение или покаяние.

Видя это, Печорин все же решается идти на дуэль. Там, на горе, «ему было стыдно убить человека безоружного…» Но в этот момент Грушницкий выстрелил! Пусть пуля оцарапала лишь колено, но он выстрелил! «Досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот человек…хотел убить его, как собаку, не могли не взбунтоваться в душе Печорина. Грушницкий не испытывал раскаяния, хотя если бы рана была хоть немного серьезнее, он свалился бы с утеса», - пишет Лермонтов.

Только после всего этого Печорин попросил зарядить свой пистолет. Но и перед этим он дал Грушницкому еще одну возможность извиниться. Но: «Стреляйте, - отвечал он, - я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы меня не убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоем нет места!» И Печорин выстрелил…

Я думаю, что жестокость Печорина вызвана оскорбленностью не только за себя. Он был поражен, что человек и перед смертью может кривляться и лгать. Печорина покоробило до глубины души то, что мелкое самолюбие в Грушницком оказывается сильнее чести и благородства.

Кто прав, а кто виноват в сцене дуэли Печорина с Грушницким, на первый взгляд, очевидно. Можно подумать, что людские пороки должны быть наказаны. Здесь, может быть, даже неважен и способ наказания. С другой стороны, каждый человек имеет право на защиту своей чести, своего достоинства. Но возникает вопрос: кто дал право Печорину судить других людей? Почему этот герой взял на себя обязанности Господа Бога решать, кому жить, а кому умереть?

Роман « » является одним из последних совершенных работ М.Ю. Лермонтова. В нем он передает характер, эмоции, повадки не только одного человека – главного героя Печорина, а всей социальной прослойки того времени.

Основной чертой характера данного героя является эгоизм, никем, кроме себя не интересуется. Практически всегда он ведет себя грубо и черство с окружающими людьми, он любит подшучивать, впутывать женщин в свои любовные игры, а затем жестко разрывать с ними отношения.

Одной из самых ярких сцен, которая раскрывает образ главного героя, является дуэль между Григорием Александровичем и Грушницким. Печорин пытается сделать из Грушницкого нормального, хорошего человека. Он дает ему право выбора перед началом дуэли. Эта дуэль являлась своеобразным психологическим тестом, который должен был вывести Грушницкого из тьмы, ведь он просто утопал в своей злобе и ненависти.

После заговора с драгунским капитаном, Грушницкий планировал зарядить только свой пистолет и унизить Печорина, испугать его. Но, с другой стороны, эти действия похожи на заранее спланированное убийство. Ведь второй человек на дуэли будет безоружен. Григорий Александрович узнает о задуманном, но, все равно, идет на дуэль. Он дает шанс Грушницкому исправиться и остановиться. Григорий не сразу решился тайно зарядить свой пистолет. Он дал своему оппоненту несколько шансов на исправление, на покаяние. Но, тот не воспользовался ними.

Дуэль началась… и выстрелил. Он задел лишь колено Печорина, сделав небольшую ссадину. Но, факт того, что он все – таки осмелился сделать выстрел, говорит о его подлости и озлобленности. Конечно, такой поступок взбудоражил Печорина, и он попросил зарядить свой пистолет. И опять–таки, дал Грушницкому возможность извиниться, на что получил негативный и дерзкий ответ. Самолюбие Грушницкого полностью поглотило его мужское благородства и честь. Он поступил низко, за что и расплатился своей жизнью.

Вот так и закончилась дуэль и дружба Печорина и Грушницкого.

Дуэль Грушницкого и Печорина

Цель: проанализировать эпизод «Дуэль Печорина с Грушницким», выяснить, как раскрываются характеры героев в этом эпизоде.

Ход урока:

Введение в тему

Чтение эпиграфа

«Я его также не люблю: я чувствую,

что мы когда-нибудь с ним столкнемся

на узкой дороге, и одному из на несдобровать.»

Как вы смогли догадаться, сегодня речь пойдет о Дуэли Печорина с Грушницким.

Просмотр сцены дуэли

Беседа по вопросам (краткий пересказ)

За что Печорин презирает Грушницкого?

Кто разрушил «приятельские» отношения между Печориным и Грушницким?

Как была спровоцирована дуэль? Какова роль Грушницкого в этой истории?

Причиной дуэли Печорина и Грущницкого становится недостойное поведение Грушницкого по отношению к княжне Мери и Печорину.

Какими были условия дуэли?

Какую новую хитрость совершили противники Печорина перед дуэлью? Перед дуэлью Грушницкий замышляет подлость: он хочет подсунуть Печорину незаряженный пистолет и тем самым опозорить его. Но Печорин случайным образом раскрывает этот подлый замысел: "...я узнал намерение этих господ подурачить меня, заставив стреляться холостыми зарядами. Но теперь дело выходило из границ шутки: они, вероятно, не ожидали такой развязки..."

Как вел себя Печорин, когда узнал об этом? Наконец Печорин требует себе заряженный пистолет, и подлый замысел Грушницкого не удается. Противники стреляют на равных. Печорин ранит Грущницкого. От полученного ранения тот падает с обрыва и погибает

Как раскрываются противники в самой сцене дуэли?

Сравнительная характеристика героев

Работа с иллюстрацией

На иллюстрации М.А. Врубеля «Дуэль Печорина с Грушницким» мы видим Печорина, Вернера и драгунского капитана. Печорин стоит полуобернувшись, правая рука его, только что выронившая писто-лет, устало вытянута вдоль тела, левой рукой он судорожно придер-живает саблю. В позе его ощущаются усталость и расслабленность после только что пережитого напряжения, а в выражении лица — понимание непоправимости случившегося, какое-то недоумение и печальное сознание, что он опять оказался «орудием казни». Кажется, что он ничего не видит вокруг себя, а, погрузившись в свои думы, повторяет: « Окончена комедия!». И в то же время в нем чувствуются какие-то скрытые силы, способность перенести осуждение людей и остаться самим собой; он не уйдет с дуэли сломленным, хотя ему и очень тяжело.

Самостоятельное задание для учеников:

Опишите образ Печорина, созданный художником.

Внешний вид

Положение тела (поза)

Выражение лица

Подведение итогов

Каково состояние Печорина после дуэли? Найдите цитату в тексте («У меня на сердце был камень. Солнце казалось мне тускло, лучи его меня не грели…Вид человека был бы мне тягостен: я хотел быть один.»)

Какие новые черты характера вы увидели в Печорине? (предоставляется на выбор)

Слова для справок: мстительный, гордый, эгоистичный, подлый, милосердный, корыстный, честный, самолюбивый, бессердечный, жестокий, мужественный, храбрый, трусливый, человек чести.

Прочитайте приведенный ниже фрагмент текста и выполните задания В1-В7; С1-С2.

Разговор наш начался злословием: я стал перебирать присутствующих и отсутствующих наших знакомых, сначала выказывал смешные, а после дурные их стороны. Желчь моя взволновалась. Я начал шутя - и кончил искренней злостью. Сперва это ее забавляло, а потом испугало.

Вы опасный человек! - сказала она мне, - я бы лучше желала попасться в лесу под нож убийцы, чем вам на язычок... Я вас прошу не шутя: когда вам вздумается обо мне говорить дурно, возьмите лучше нож и зарежьте меня, - я думаю, это вам не будет очень трудно.

Разве я похож на убийцу?..

Вы хуже...

Я задумался на минуту и потом сказал, приняв глубоко тронутый

Да, такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали - и они родились. Я был скромен - меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, - другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, - меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, - меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду - мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние - не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, - тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочел ее эпитафию. Многим все вообще эпитафии кажутся смешными, но мне нет, особенно когда вспомню о том, что под ними покоится. Впрочем, я не прошу вас разделять мое мнение: если моя выходка вам кажется смешна - пожалуйста, смейтесь: предупреждаю вас, что это меня не огорчит нимало.

В эту минуту я встретил ее глаза: в них бегали слезы; рука ее, опираясь на мою, дрожала; щеки пылали; ей было жаль меня! Сострадание - чувство, которому покоряются так легко все женщины, впустило свои когти в ее неопытное сердце. Во все время прогулки она была рассеянна, ни с кем не кокетничала, - а это великий признак!

М. Ю. Лермонтов «Герой нашего времени»

К ка­ко­му роду ли­те­ра­ту­ры принадлежит «Герой на­ше­го времени»?

Пояснение.

«Герой на­ше­го времени» от­но­сит­ся к эпосу. Дадим определение.

Эпос - это:

1) народно-поэтическая раз­но­вид­ность повествовательных про­из­ве­де­ний в прозе и сти­хах (народный эпос). Как об­ра­зец устного твор­че­ства эпос свя­зан с со­про­вож­да­ю­щей мелодией (напевом) и ис­кус­ством исполнителя.

2) один из трех родов ху­до­же­ствен­ной литературы (наряду с ли­ри­кой и драмой) - повествовательный.

3) ли­те­ра­тур­ный род, в ко­то­ром объектом изоб­ра­же­ния могут быть любые яв­ле­ния внешнего мира (люди, события, предметы) в их слож­ных отношениях и взаимосвязях, а также внут­рен­ний мир людей. Ос­но­ва эпоса - повествование, в прин­ци­пе не име­ю­щее ограничений во вре­ме­ни и пространстве. Воз­мож­но­сти изображения пред­мет­но­го мира, пси­хо­ло­гии людей, идей и на­стро­е­ний самих пи­са­те­лей тоже прак­ти­че­ски безграничны. Ос­нов­ные эпические жанры: роман, повесть, рассказ, новелла, поэма.

Ответ: эпос.

Алина Степанова 17.01.2019 12:45

в кодификаторе написано, что это роман, а не эпос

Татьяна Стаценко

Роман − это жанр, а не род литературы. Повторите теоретические понятия родов и жанров. Для каждого рода характерны определённые жанры.

Укажите на­зва­ние главы «Героя на­ше­го времени», из ко­то­рой взят при­ве­ден­ный фрагмент.

Ответ: княжнаМери

Установите со­от­вет­ствие между тремя ос­нов­ны­ми персонажами, фи­гу­ри­ру­ю­щи­ми в при­ве­ден­ном фрагменте, и их характеристикой, дан­ной в романе.

Запишите в ответ цифры, расположив их в порядке, соответствующем буквам:

Пояснение.

А-4. Вернер — доктор, вот по­че­му при его хар-ке ис­поль­зу­ют­ся анатомические термины («жилы, труп»). Не­смот­ря на при­зем­лен­ность своей профессии, Вер­нер поэтичен («изучал стру­ны сердца»), добр и непрактичен, он ни­ко­гда не упо­треб­лял свое зна­ние человеческого сердца, чтобы ма­ни­пу­ли­ро­вать людьми (в от­ли­чие от Печорина).

Б-1. Грушницкий — позер, глав­ное для него — про­из­ве­сти впечатление на окружающих. Его разо­ча­ро­ван­ность в жизни - не след­ствие печального опыта, как у Печорина, а дань моде, кра­си­вая поза. Груш­ниц­кий украшает себя не­обык­но­вен­ны­ми чувствами, как аксессуарами.

В-2. Печорин — важ­ное место в ро­ма­не занимает пси­хо­ло­ги­че­ский портрет Печорина, ос­но­ван­ный на кон­трастах во внеш­но­сти и по­ве­де­нии героя. Глав­ное в об­ли­ке Печорина — его глаза, на дне ко­то­рых читалось как глу­бо­кое знание людей, так и пре­зре­ние к ним и ко­то­рые «не смеялись, когда он смеялся», от­че­го его взгляд производил тя­же­лое впечатление.

Ответ: 412.

Ответ: 412

Как на­зы­ва­ет­ся прием, ос­но­ван­ный на рез­ком про­ти­во­по­став­ле­нии («добро - зло», «ласкал - оскорбляли», «угрюм - весел» и др.), ис­поль­зо­ван­ный ав­то­ром в мо­но­ло­ге Печорина?

Пояснение.

Такой прием на­зы­ва­ет­ся антитеза. Дадим определение.

Антитеза - обо­рот по­э­ти­че­ской речи, в ко­то­ром для уси­ле­ния вы­ра­зи­тель­но­сти резко про­ти­во­по­став­ле­ны прямо про­ти­во­по­лож­ные понятия, мысли, черты ха­рак­те­ра дей­ству­ю­щих лиц.

Ответ: антитеза.

Ответ: антитеза|контраст

Как в ли­те­ра­ту­ро­ве­де­нии называют раз­но­вид­ность комического, ос­но­ван­ную на скрытой, за­ву­а­ли­ро­ван­ной насмешке, ха­рак­тер­ную для са­мо­ана­ли­за героя в дан­ном фрагменте?

Пояснение.

Эта раз­но­вид­ность называется иронией. Дадим определение.

Ирония как сред­ство самохарактеристики - одна из ос­нов­ных черт, свой­ствен­ных Печорину, про­яв­ля­ю­ща­я­ся во мно­гих ситуациях (в частности, при под­ве­де­нии итогов сво­е­го общения с контрабандистами). Это свой­ство выдает в нем ин­тел­ли­гент­но­го человека, спо­соб­но­го критически к себе относиться, и вы­зы­ва­ет симпатию к нему читателя.

Ответ: ирония.

Ответ: ирония

Как в ли­те­ра­ту­ро­ве­де­нии называют сред­ство иносказательной выразительности, ис­поль­зо­ван­ное автором для пе­ре­да­чи чувства ге­ро­и­ни (строка «Сострадание - чувство, ко­то­ро­му покоряются так легко все женщины, впу­сти­ло свои когти в ее не­опыт­ное сердце»)?

Пояснение.

Такое сред­ство называется метафора. Дадим определение.

Метафора,в дан­ном случае ос­но­ван­ная на сход­стве ощущений: как яст­реб вонзает свои когти в тело добычи, так и со­стра­да­ние охватывает душу не­опыт­ной девушки, слу­ша­ю­щей исповедь Печорина.

Ответ: метафора.

Ответ: метафора

Как Лер­мон­тов опре­де­ля­ет свою глав­ную ху­до­же­ствен­ную за­да­чу в ро­ма­не "Герой на­ше­го времени"?

Пояснение.

Роман «Герой нашего времени» – первый в русской литературе психологический роман, и один из совершенных образцов этого жанра. Психологический анализ характера главного героя осуществляется в сложном композиционном построении романа, композиция которого причудлива нарушением хронологической последовательности основных его частей. В романе «Герой нашего времени» композиция и стиль подчинены одной задаче: как можно глубже и всесторонне раскрыть образ героя своего времени, проследить историю его внутренней жизни. По признанию автора, Печорин – «портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии». Автор не просто показывает героя, но хочет объяснить и обосновать его характер условиями той жизни, которую ведет Печорин. В этом Лермонтов видит свою главную художественную задачу.

На про­тя­же­нии всего- ро­ма­на Печорин стал­ки­ва­ет­ся с раз­ны­ми людьми, но вся­кий раз Лер­мон­тов ставит сво­е­го героя выше их. Вза­и­мо­от­но­ше­ния Печорина и дру­гих героев ро­ма­на очень на­по­ми­на­ют психологический эксперимент, ко­то­рый служит той же цели - по­ка­зать внутренний мир, рас­крыть характер героев. Так про­ис­хо­дит и в приведённом раз­го­во­ре Печорина с Мери. Лер­мон­тов ста­ра­ет­ся понять ис­то­рию души человеческой, за­гля­нуть в эту душу, найти там то особенное, что тол­ка­ет героев на те или иные поступки.

Продолжателем тра­ди­ций Лермонтова в про­ник­но­ве­нии во внут­рен­нее состояние героя ста­но­вит­ся Ф.М. Достоевский. Рас­коль­ни­ков мучается, его пе­ре­жи­ва­ния показаны во всей пол­но­те чувств опять же через столк­но­ве­ния с раз­ны­ми людьми, сны, раз­ду­мья героя.

Знаменитое «люди как реки» Тол­сто­го также дает нам ос­но­ва­ния считать его про­дол­жа­те­лем традиций Лермонтова: с глу­бо­ким психологизмом рас­кры­ва­ет писатель внут­рен­ний мир своих героев.

Пояснение.

Вернер (4) — мас­ки­ру­ет последствия дуэли, так как дуэли в то время были за­пре­ще­ны законом.

Грушницкий (1) — убит на дуэли Печориным, став жерт­вой собственной ин­три­ги (распространил сплет­ню про Мери и Печорина, ко­то­рый вступился за честь девушки, вы­звав клеветника на дуэль; в ходе под­го­тов­ки к дуэли Груш­ниц­кий и его се­кун­дант договорились не вкла­ды­вать пулю в пи­сто­лет Печорина, тем самым пре­вра­щая честный по­еди­нок в под­лое убийство, вслед­ствие чего был убит Печориным, когда от­ка­зал­ся принести свои извинения).

Печорин (2) — убит по до­ро­ге из Персии, куда отправился, пе­ре­жив ряд лич­ных трагедий, свя­зан­ных с по­те­рей Веры, ги­бе­лью Грушницкого, смер­тью Бэлы, с опу­сто­шен­ной душой и хо­лод­ным сердцем, не ожи­дая от жизни ни­че­го хорошего, может быть, в по­ис­ках смерти, ко­то­рую и находит.

Ответ: 412.

С секундантами и без… [Убийства, которые потрясли Россию. Грибоедов, Пушкин, Лермонтов] Аринштейн Леонид Матвеевич

Сцена дуэли Печорина и Грушницкого из повести «Герой нашего времени»

…Я помню, что в продолжение ночи, предшествовавшей поединку, я не спал ни минуты. Писать я не мог долго: тайное беспокойство мною овладело. С час я ходил по комнате; потом сел и открыл роман Вальтера Скотта, лежавший у меня на столе: то были «Шотландские пуритане»; я читал сначала с усилием, потом забылся, увлеченный волшебным вымыслом… Неужели шотландскому барду на том свете не платят за каждую отрадную минуту, которую дарит его книга?..

Наконец рассвело. Нервы мои успокоились. Я посмотрелся в зеркало; тусклая бледность покрывала лицо мое, хранившее следы мучительной бессонницы; но глаза, хотя окруженные коричневою тенью, блистали гордо и неумолимо. Я остался доволен собою.

Велев седлать лошадей, я оделся и сбежал к купальне. Погружаясь в холодный кипяток нарзана, я чувствовал, как телесные и душевные силы мои возвращались. Я вышел из ванны свеж и бодр, как будто собирался на бал. После этого говорите, что душа не зависит от тела!..

Возвратясь, я нашел у себя доктора…

Мы сели верхом; Вернер уцепился за поводья обеими руками, и мы пустились, – мигом проскакали мимо крепости через слободку и въехали в ущелье, по которому вилась дорога, полузаросшая высокой травой и ежеминутно пересекаемая шумным ручьем, через который нужно было переправляться вброд, к великому отчаянию доктора, потому что лошадь его каждый раз в воде останавливалась.

Я не помню утра более голубого и свежего! Солнце едва выказалось из-за зеленых вершин, и слияние теплоты его лучей с умирающей прохладой ночи наводило на все чувства какое-то сладкое томление; в ущелье не проникал еще радостный луч молодого дня; он золотил только верхи утесов, висящих с обеих сторон над нами; густолиственные кусты, растущие в их глубоких трещинах, при малейшем дыхании ветра осыпали нас серебряным дождем. Я помню – в этот раз, больше чем когда-нибудь прежде, я любил природу. Как любопытно всматриваться в каждую росинку, трепещущую на широком листке виноградном и отражавшую миллионы радужных лучей! как жадно взор мой старался проникнуть в дымную даль! Там путь все становился у?же, утесы синее и страшнее, и, наконец, они, казалось, сходились непроницаемою стеной. Мы ехали молча.

– Написали ли вы свое завещание? – вдруг спросил Вернер.

– А если будете убиты?..

– Наследники отыщутся сами.

– Неужели у вас нет друзей, которым бы вы хотели послать свое последнее прости?..

Я покачал головой…

Мы пустились рысью.

У подошвы скалы в кустах были привязаны три лошади; мы своих привязали тут же, а сами по узкой тропинке взобрались на площадку, где ожидал нас Грушницкий с драгунским капитаном и другим своим секундантом, которого звали Иваном Игнатьевичем; фамилии его я никогда не слыхал.

– Мы давно уж вас ожидаем, – сказал драгунский капитан с иронической улыбкой.

Я вынул часы и показал ему.

Он извинился, говоря, что его часы уходят.

Несколько минут продолжалось затруднительное молчание; наконец доктор прервал его, обратясь к Грушницкому.

– Мне кажется, – сказал он, – что, показав оба готовность драться и заплатив этим долг условиям чести, вы бы могли, господа, объясниться и кончить это дело полюбовно.

– Я готов, – сказал я.

Капитан мигнул Грушницкому, и этот, думая, что я трушу, принял гордый вид, хотя до сей минуты тусклая бледность покрывала его щеки. С тех пор как мы приехали, он в первый раз поднял на меня глаза; но во взгляде его было какое-то беспокойство, изобличавшее внутреннюю борьбу.

– Объясните ваши условия, – сказал он, – и все, что я могу для вас сделать, то будьте уверены…

– Вот мои условия: вы нынче же публично откажетесь от своей клеветы и будете просить у меня извинения…

– Милостивый государь, я удивляюсь, как вы смеете мне предлагать такие вещи?..

– Что ж я вам мог предложить, кроме этого?..

– Мы будем стреляться…

Я пожал плечами.

– Пожалуй; только подумайте, что один из нас непременно будет убит.

– Я желаю, чтобы это были вы…

– А я так уверен в противном…

Он смутился, покраснел, потом принужденно захохотал.

Капитан взял его под руку и отвел в сторону; они долго шептались. Я приехал в довольно миролюбивом расположении духа, но все это начинало меня бесить.

Ко мне подошел доктор.

– Послушайте, – сказал он с явным беспокойством, – вы, верно, забыли про их заговор?.. Я не умею зарядить пистолета, но в этом случае… Вы странный человек! Скажите им, что вы знаете их намерение, и они не посмеют… Что за охота! подстрелят вас как птицу…

– Пожалуйста, не беспокойтесь, доктор, и погодите… Я все так устрою, что на их стороне не будет никакой выгоды. Дайте им пошептаться…

– Господа, это становится скучно! – сказал я им громко, – драться так драться; вы имели время вчера наговориться…

– Мы готовы, – отвечал капитан. – Становитесь, господа!.. Доктор, извольте отмерить шесть шагов…

– Становитесь! – повторил Иван Игнатьич пискливым голосом.

– Позвольте! – сказал я, – еще одно условие; так как мы будем драться насмерть, то мы обязаны сделать все возможное, чтоб это осталось тайною и чтоб секунданты наши не были в ответственности. Согласны ли вы?..

– Совершенно согласны.

– Итак, вот что я придумал. Видите ли на вершине этой отвесной скалы, направо, узенькую площадку? оттуда до низу будет сажен тридцать, если не больше; внизу острые камни. Каждый из нас станет на самом краю площадки; таким образом, даже легкая рана будет смертельна: это должно быть согласно с вашим желанием, потому что вы сами назначили шесть шагов. Тот, кто будет ранен, полетит непременно вниз и разобьется вдребезги; пулю доктор вынет. И тогда можно будет очень легко объяснить эту скоропостижную смерть неудачным прыжком. Мы бросим жребий, кому первому стрелять. Объявляю вам в заключение, что иначе я не буду драться.

– Пожалуй! – сказал драгунский капитан, посмотрев выразительно на Грушницкого, который кивнул головой в знак согласия. Лицо его ежеминутно менялось. Я его поставил в затруднительное положение. Стреляясь при обыкновенных условиях, он мог целить мне в ногу, легко меня ранить и удовлетворить таким образом свою месть, не отягощая слишком своей совести; но теперь он должен был выстрелить на воздух, или сделаться убийцей, или, наконец, оставить свой подлый замысел и подвергнуться одинаковой со мною опасности. В эту минуту я не желал бы быть на его месте. Он отвел капитана в сторону и стал говорить ему что-то с большим жаром; я видел, как посиневшие губы его дрожали; но капитан от него отвернулся с презрительной улыбкой. «Ты дурак! – сказал он Грушницкому довольно громко, – ничего не понимаешь! Отправимтесь же, господа!»

Узкая тропинка вела между кустами на крутизну; обломки скал составляли шаткие ступени этой природной лестницы; цепляясь за кусты, мы стали карабкаться. Грушницкий шел впереди, за ним его секунданты, а потом мы с доктором.

– Я вам удивляюсь, – сказал доктор, пожав мне крепко руку. – Дайте пощупать пульс!.. О-го! Лихорадочный!.. но на лице ничего не заметно… только глаза у вас блестят ярче обыкновенного.

Вдруг мелкие камни с шумом покатились нам под ноги. Что это? Грушницкий споткнулся, ветка, за которую он уцепился, изломилась, и он скатился бы вниз на спине, если б его секунданты не поддержали.

– Берегитесь! – закричал я ему, – не падайте заранее; это дурная примета. Вспомните Юлия Цезаря!

Вот мы взобрались на вершину выдавшейся скалы: площадка была покрыта мелким песком, будто нарочно для поединка. Кругом, теряясь в золотом тумане утра, теснились вершины гор, как бесчисленное стадо, и Эльбрус на юге вставал белою громадой, замыкая цепь льдистых вершин, между которых уж бродили волокнистые облака, набежавшие с востока. Я подошел к краю площадки и посмотрел вниз, голова чуть-чуть у меня не закружилась, там внизу казалось темно и холодно, как в гробе; мшистые зубцы скал, сброшенных грозою и временем, ожидали своей добычи.

Площадка, на которой мы должны были драться, изображала почти правильный треугольник. От выдавшегося угла отмерили шесть шагов и решили, что тот, кому придется первому встретить неприятельский огонь, станет на самом углу, спиною к пропасти; если он не будет убит, то противники поменяются местами.

– Бросьте жребий, доктор! – сказал капитан.

Доктор вынул из кармана серебряную монету и поднял ее кверху.

– Решетка! – закричал Грушницкий поспешно, как человек, которого вдруг разбудил дружеский толчок.

– Орел! – сказал я.

Монета взвилась и упала звеня; все бросились к ней.

– Вы счастливы, – сказал я Грушницкому, – вам стрелять первому! Но помните, что если вы меня не убьете, то я не промахнусь – даю вам честное слово.

Он покраснел; ему было стыдно убить человека безоружного; я глядел на него пристально; с минуту мне казалось, что он бросится к ногам моим, умоляя о прощении; но как признаться в таком подлом умысле?.. Ему оставалось одно средство – выстрелить на воздух; я был уверен, что он выстрелит на воздух! Одно могло этому помешать: мысль, что я потребую вторичного поединка.

– Пора! – шепнул мне доктор, дергая за рукав, – если вы теперь не скажете, что мы знаем их намерения, то все пропало. Посмотрите, он уж заряжает… если вы ничего не скажете, то я сам…

– Ни за что на свете, доктор! – отвечал я, удерживая его за руку, – вы все испортите; вы мне дали слово не мешать… Какое вам дело? Может быть, я хочу быть убит…

Он посмотрел на меня с удивлением.

– О, это другое!.. только на меня на том свете не жалуйтесь…

Капитан между тем зарядил свои пистолеты, подал один Грушницкому, с улыбкою шепнув ему что-то; другой мне.

Я стал на углу площадки, крепко упершись левой ногою в камень и наклоняясь немного наперед, чтобы в случае легкой раны не опрокинуться назад.

Грушницкий стал против меня и по данному знаку начал поднимать пистолет. Колени его дрожали. Он целил мне прямо в лоб…

Неизъяснимое бешенство закипело в груди моей.

Вдруг он опустил дуло пистолета и, побледнев как полотно, повернулся к своему секунданту.

– Трус! – отвечал капитан.

Выстрел раздался. Пуля оцарапала мне колено. Я невольно сделал несколько шагов вперед, чтоб поскорей удалиться от края.

– Ну, брат Грушницкий, жаль, что промахнулся! – сказал капитан, – теперь твоя очередь, становись! Обними меня прежде: мы уж не увидимся! – Они обнялись; капитан едва мог удержаться от смеха. – Не бойся, – прибавил он, хитро взглянув на Грушницкого, – все вздор на свете!.. Натура – дура, судьба – индейка, а жизнь – копейка!

После этой трагической фразы, сказанной с приличною важностью, он отошел на свое место; Иван Игнатьич со слезами обнял также Грушницкого, и вот он остался один против меня. Я до сих пор стараюсь объяснить себе, какого роду чувство кипело тогда в груди моей: то было и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот человек, теперь с такою уверенностью, с такой спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности, хотел меня убить как собаку, ибо раненный в ногу немного сильнее, я бы непременно свалился с утеса.

Я несколько минут смотрел ему пристально в лицо, стараясь заметить хоть легкий след раскаяния. Но мне показалось, что он удерживал улыбку.

– Я вам советую перед смертью помолиться Богу, – сказал я ему тогда.

– Не заботьтесь о моей душе больше чем о своей собственной. Об одном вас прошу: стреляйте скорее.

– И вы не отказываетесь от своей клеветы? не просите у меня прощения?.. Подумайте хорошенько: не говорит ли вам чего-нибудь совесть?

– Господин Печорин! – закричал драгунский капитан, – вы здесь не для того, чтоб исповедовать, позвольте вам заметить… Кончимте скорее; неравно кто-нибудь проедет по ущелью – и нас увидят.

– Хорошо, доктор, подойдите ко мне.

Доктор подошел. Бедный доктор! он был бледнее, чем Грушницкий десять минут тому назад. Следующие слова я произнес нарочно с расстановкой, громко и внятно, как произносят смертный приговор:

– Доктор, эти господа, вероятно, второпях, забыли положить пулю в мой пистолет: прошу вас зарядить его снова, – и хорошенько!

– Не может быть! – кричал капитан, – не может быть! я зарядил оба пистолета; разве что из вашего пуля выкатилась… это не моя вина! – А вы не имеете права перезаряжать… никакого права… это совершенно против правил; я не позволю…

– Хорошо! – сказал я капитану, – если так, то мы будем с вами стреляться на тех же условиях…

Он замялся.

Грушницкий стоял, опустив голову на грудь, смущенный и мрачный.

– Оставь их! – сказал он наконец капитану, который хотел вырвать пистолет мой из рук доктора… – Ведь ты сам знаешь, что они правы.

Напрасно капитан делал ему разные знаки, – Грушницкий не хотел и смотреть.

Между тем доктор зарядил пистолет и подал мне. Увидев это, капитан плюнул и топнул ногой.

– Дурак же ты, братец, – сказал он, – пошлый дурак!.. Уж положился на меня, так слушайся во всем… Поделом же тебе! околевай себе, как муха… – Он отвернулся и, отходя, пробормотал: – А все-таки это совершенно против правил.

– Грушницкий! – сказал я, – еще есть время; откажись от своей клеветы, и я тебе прощу все. Тебе не удалось меня подурачить, и мое самолюбие удовлетворено; – вспомни – мы были когда-то друзьями…

Лицо у него вспыхнуло, глаза засверкали.

– Стреляйте! – отвечал он, – я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы меня не убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоем нет места…

Я выстрелил…

Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было. Только прах легким столбом еще вился на краю обрыва…